Спустя два года после этого памятного денька господин Ван Клаэс открыл образцово-показательную школу.
Окружив себя церемонным синклитом прославленных профессоров всех гуманитарных и точных наук, он пестовал умы трехсот молодых поросят, всех как один подвергнутых Тухлидовой операции — так почтили в науке память о том простеце, кто сотворил такое в неразумии своем.
Все эти поросята были очень приятной наружности, а рвение, с которым они предавались учебе, восхищало преподавателей. В некоторых смешанных классах, где поросята сидели за партой вместе с вялыми, сомнительно хмыкающими подростками, именно поросята регулярно одерживали верх на всех экзаменах.
Мир зашелся в изумлении, когда газеты возвестили, что юный поросенок получил степень доктора права. Еще один готовился к поступлению в Политехническую школу, и многие уже задавались вопросом, какой оборот примет дело, если его туда примут.
Господин Ван Клаэс, со своей стороны, завел себе свиненка на побегушках, эрудита и остроумца, который точил ему карандаши и бегал за него по тяжбам и разбирательствам.
Интеллектуальная элита все больше привыкала к использованию этих покладистых и работящих зверюшек, и примеру господина Ван Клаэса и его секретаря последовали те, кто чувствовал умственное переутомление, причем своих «доверенных пятачковых» они выбирали из выпускников Ванклаэсова заведения.
Успешное применение этого метода позволило не ограничиваться одной лишь свиной породой для Тухлидовой операции. Использовали и ослов, и собак, и баранов, и быков. Характерные черты породы, помноженные на человеческое воспитание, обеспечивали работников для самых разных областей умственного труда, который страшно изматывал людей и к тому же плохо оплачивался.
У господина Ван Клаэса была собака, которая бегала по магазинам, торговалась за кусок масла не хуже любой хозяйки и шпарила без ошибок всю таблицу умножения. Однако подчиненные, способные достичь вершин человеческого знания, рекрутировались из свиней и баранов. Ослам, даже и самым ученым-разученым, недоставало боевого духа. Они славились тем, что составляли пухлые тома комментариев к литературным редкостям, до которых публике не было никакого дела.
Не прошло и пяти лет со смерти господина Ван Клаэса — прослывшего, кстати сказать, благодетелем человечества, ни больше ни меньше, — а интеллектуалы уже переложили на четвероногих секретарей все тяготы своих профессий.
Как некогда тягловых животных, которых он завел, чтобы не таскать самому грузы, теперь человек завел себе животных мыслящих, чтобы правящие классы смогли вкусить всю сладость безделья.