— Гильгамеш! — голос был шёпотом в ветерке, но Гильгамеш расслышал его чётко.
Нахмурившись, он обвёл взглядом поросшие деревьями склоны. Белый олень, за которым он гнался с самой долины, как сквозь землю провалился. Этот позвавший его идиот спугнул зверя раньше, чем он успел приблизиться на расстояние броска копья.
— Гильгамеш! — снова раздался голос, уже громче.
— Дурак, заткнись! — прошипел сердито охотник.
Прикрыв глаза от слепящего солнца, Гильгамеш осмотрел рощу. Вот ведь странно: он видел, как белый олень зашёл в эту рощу, но нигде не было ни следов, ни шевеления кустов. И тут он сообразил, что обладателя загадочного голоса тоже не было видно.
— Гильгамеш, — снова позвал голос. — Сюда, о человек.
Гильгамеш разочарованно швырнул на землю копьё. Охотиться на оленя, когда рядом кричит какой-то идиот — всё равно, что с мухой на рынке сражаться. Затем, подумав, он поднял копьё. В этих пограничных горах водились бандиты, так что лучше быть начеку, несмотря на то, что при нём не было ничего ценного, и вряд ли простой грабитель узнал бы в нём царя Урука. В данный момент он был ни капли не похож на царя: на нём были надеты лишь вязаная набедренная повязка, пара сандалий, и повязки на руках. Отправляясь в разведку, он с неохотой оставил всю свою царскую одежду во дворце Урука.
Это не он придумал. Он ненавидел шпионов. Грязные, лживые, и скрытные были поступки шпиона. Гильгамеш предпочитал честный открытый бой: удар копьём, метко пущенная из лука стрела, разламывающая череп противника булава. Таковы были поступки тех, о ком люди могли петь. Но красться, выслеживать, шпионить… боги, это выводило его из себя. Но его советники настаивали, что для начала войны нужно иметь больше сведений. Гильгамеш подчинился их коллективной мудрости после того, как с ними согласился его верный друг Энкиду.
Напряжение молчания и скрытности скоро показалось Гильгамешу невыносимым. Покинув равнины своего царства, чтобы проникнуть во владения правителя города Киш, он очень быстро потерял терпение. Пробежавший перед ним в горы белый олень был достаточным поводом для того, чтобы оставить отряд на попечение умелых (хотя и волосатых) рук Энкиду, а самому уйти вверх по склонам за убежавшим зверем.
Его кожаные сандалии не издавали ни единого звука, когда он крался к источнику этого надоедливого голоса. Его бронзовая кожа, опалённая вечным солнцем, вздымалась под его мускулами. В огромном кулаке он сжимал копьё — своё единственное оружие. На какой-то момент он подумал о том, разумно ли было оставить отряд и друга, и охотиться на этого странного оленя одному. Но он прогнал эту мысль. Разве он не Гильгамеш, сильнейший из сынов человеческих? Не стыдно ли ему убегать от какого-то загадочного голоса? Он пролез сквозь густые деревья и изумлённо остановился. Когда он, всего два года назад, вёл тут свой охотничий отряд, вершина горы была вся в деревьях. А сейчас вокруг валялись сломанные и обгоревшие ветки. В центре была яма. Всё говорило о том, что вырыли её недавно. Но кто мог вырыть яму здесь, на горе, куда никто обычно не ходит? И зачем? Гильгамеш осторожно пошёл вперёд. Голос снова позвал его, и в этот раз он понял, что голос доносится из ямы.