«Половики» — игра веселая, шумная. У нас в комнате на полу лежали длинные половики-дорожки. Одна садилась на половик и держалась за него изо всех сил, а другая бралась за противоположный конец, впрягалась, так сказать, и бегала по комнатам, стараясь сбросить седока. Нанка мотала меня по всему дому с такой скоростью, что все предметы, попадавшиеся на пути — столы, стулья, диваны, — хорошо отпечатывались на моем костлявом теле. Но я держалась и не падала, изматывала Нанку тоже будь здоров, хотя она была намного сильнее меня. Когда приходила моя очередь тащить, я делала это с трудом, пробуксовывала на месте, падала, а Нанка покрикивала: «Ну, Шурка, тащи же меня! Мне так неинтересно! Сижу тут как дура!» И давала советы: «Сними носки! Помочи ноги, тогда не упадешь». Помогало.
Кровать — тоже отличная игра. У мамы на кровати была хорошая пружинная сетка, и мы на ней, как на батуте, прыгали. Это можно было делать синхронно, вдвоем, можно поодиночке, можно вразнобой, падая на спину, вскакивая на ноги. Еще было интересно кувыркаться — вперед, назад или, держась за спинку кровати, стоять на матрасе вверх ногами, выделывая ими разные кренделя. Вообще, мамина кровать — кладезь для всяких акробатических трюков.
Если мама возвращалась домой внезапно, она приходила в ужас от того, в каком виде представал перед ней дом: вся мебель не на своих местах, половики свалены жеваной кучей, а в постели как будто конь валялся. «Та-а-а-к. Оч-ч-чень хорошо. Ну-ка, идите-ка обе ко мне. Надя, ты же старшая…» — начинала она. Мы с красными лицами и мокрыми головами, опустив глаза, выслушивали нарекания, изо всех сил стараясь унять азарт и смех от предыдущей игры. «Вы поняли?!» — строго заканчивала мама, и мы с готовностью отвечали: «Мы все поняли, мама», а Нанка авторитетно добавляла: «Больше этого не повторится». И все повторялось снова.
Нанка была необыкновенно боевита. Совсем маленькая, она кусала своих сверстников, если те не брали ее в игру. Укусив, забегала в дом и сразу лезла под кровать. Это означало: жди гостей. Вслед за Нанкой появлялась чья-нибудь мамаша, держа за руку свое, покусанное Нанкой, дитя. Дитя всхлипывало и с удовольствием демонстрировало круглые часики, оставшиеся на руке от крепких Нанкиных зубов. Когда ее спрашивали: «За что?», она отвечала: «За все!», но из-под кровати не вылезала.
При всей своей боевитости в детском саду она очень скучала по дому, часто плакала и делала это очень громко. Отдыхающие санатория Министерства обороны, расположенного рядом, жаловались: приехали, мол, лечиться, а у них постоянно сердце рвется от жалости. Каждый божий день они слышат, какие нечеловеческие мучения испытывают в этом саду дети. На просьбы так не орать Нанка находчиво предлагала: «Заприте меня в чулан. Я хоть там спокойно поплачу!»