И даже в машинальном движении собственных ладоней по пылающему от стыда лицу узнал Родионов классический жест, с которым киношный недотепа стирает липкий крем расквашенного об его морду торта. Но самое сильное чувство, испытанное Родионовым в эти секунды, был страх влюбленного Петрушки — только бы Ольга не видела! Только бы не видела!..
К счастью, она в этот момент объяснялась с двумя очередными приставалами, которые совали ей в руку белый прямоугольничек визитной карточки, а может быть, и входной билет — с такого расстояния определить было невозможно.
Эти пятьдесят шагов Родионов использовал на то, чтобы успеть восстановить ровное дыхание, напустить на лицо беспечное выражение, зализать сочащуюся ранку на губе и еще раз промокнуть ее платком. Однако его усилия оказались напрасными.
— Он уже подраться успел! — ахнула Ольга. — И рукав оторван. И колено в грязи… — поворачивала она его, как провинившуюся куклу. — Странный у тебя характер, Родионов…
Он послушно подчинялся ее осторожным ласковым рукам и виновато молчал.
— Билетов, разумеется, нет, — она коснулась пальцами голого Пашкиного плеча. — Не страшно, по шву разорвано…
От этого легкого скользящего касания Родионов замер, почувствовав, как тяжело и опасно колыхнулось в груди.
— Я для тебя сирени наломал, охапку. Не тащиться же с нею через весь город, — заговаривал он и себя и Ольгу. — Она там. На столе у меня. Заготовлена. Ждет тебя…
— Сирень цветы соблазна. — усмехнулась она.
Они двинулись по пустому бульвару, оставив за спиною Дворец с толпою у входа.
Тощая старуха в вязаной лыжной шапочке рылась в чугунной урне, так энергично орудуя клюкой, словно раздразнивала затаившегося там зверя. Но зверь, вероятно, был сытым и сонным, никак не хотел обнаруживаться.
— У вас там, говорят, старуха повесилась? — нарочито равнодушным, как показалось Родионову, тоном сказала Ольга. — Изергиль какая-то…
Глава 9
Конец — делу венец
У Родионова зазвенело в ушах.
Старуха в вязаной шапочке яростно ударила клюкой по чугунному краю.
Большая серая крыса, высоко подпрыгнув, выскочила из урны и кинулась в кусты. Слышно было, как шкрябают ее когти по асфальту. Ольга вскрикнула и больно вцепилась Родионову в локоть. Пашка и сам испугался от неожиданности и тоже крепко схватил Ольгу за руку. Так они стояли, держась друг за друга, постепенно приходя в себя и наблюдая за тем, как старуха, самодовольно ворча, извлекает из урны пустую бутылку и укладывает ее в целлофановый пакет.
— Сама не знаю, — сказала, наконец, Ольга, зябко передергивая плечами, — сама не знаю, отчего я так их ненавижу…