— Ну, пусть будет по вашему желанию, хотя мне это тяжело, — сказал Поанти.
— Благодарю.
— Но вы должны дать мне обещание, Дениза.
— Какое вы хотите, друг мой.
— Я буду спокоен, только когда увижу вас здоровой и невредимой. Мой первый долг, когда я сделаюсь свободен сам, долг священный, освободить моих товарищей; но, исполнив этот долг, я поспешу удостовериться, что вы не подверглись никакой опасности. Куда вы намерены отправиться, Дениза, по выходе отсюда?
— Куда вы хотите, друг мой.
— Ступайте к вашему отцу, и при первых дневных лучах я сам там буду.
— Вы найдете меня там.
— И дай Бог, чтобы на голове вашей не был тронут ни один волос, потому что тот, кто осмелится наложить на вас руку, Дениза, будь это сам кардинал или папа, умрет, клянусь вам, от моей руки.
Если бы достойный прокурорский клерк мог видеть взгляд и движение, сопровождавшие эти слова, так как он не был ни кардиналом, ни папой, он задрожал бы от страха с головы до ног. Но Пасро тут не было, и он не мог видеть ничего.
Решив, что он должен делать, Поанти не стал терять времени. Он крепко поцеловал Денизу и бросился на балкон. Дениза спрятала лампу в самом отдаленном углу комнаты и проводила Поанти до балкона, держа его за руку, чтобы как можно долее быть вместе с ним. Когда он перешагнул через балюстраду, надо было расстаться. Поанти еще раз прижал ее к сердцу и повис в пустом пространстве. Через несколько секунд он так же счастливо, как и в первый раз, спустился на балкон первого этажа и поднял глаза. Дениза, наклонившись с балкона, следила за ним глазами с жестоким беспокойством. Он послал ей поцелуй, потом обратил все свое внимание на комнату, через которую надеялся убежать. Первый вопрос, который следовало решить, состоял в том, чтобы узнать, живут ли в этой комнате, и кто. Поанти, приподнявшись на цыпочках, жадно старался заглянуть внутрь. Судя по тому, что он уже видел на верхних этажах, он рассчитывал найти эту комнату точно так же расположенною и меблированною, как те, из которых сделали темницы для него и для Денизы. Удивление его было черезвычайно при виде того, что предстало перед ним. Во-первых, его поразило более всего то, что комната эта была пуста только теперь, потому что, очевидно, в ней кто-то жил. Плотные шелковые занавески украшали широкое окно. Мебель была самая богатая и самая роскошная, стены покрыты великолепными обоями, изображавшими любовь Эндимиона. Напротив окна возвышалась кровать с двумя ступенями под богатым шелковым балдахином с золотой бахромой. Персидский ковер покрывал всю комнату, начинаясь от окна и исчезая под четырьмя столбами, составлявшими четыре угла кровати и поддерживавшими балдахин. Лампа под алебастровым колпаком, спускавшаяся с потолка, изливала свой приятный свет на все предметы этой роскошной комнаты, которую она освещала сладострастным полусветом.