— Это очень жестоко!
— Наконец, что вы забудете то, что произошло между нами.
— Постараюсь, но так трудно прогнать из своей памяти драгоценное счастье, и я не смею поклясться вам в этом.
— Это счастье досталось вам невзначай.
— Это правда, но что за нужда, если я все же наслаждался им!
— Ventre-saint-gris! — повторил принц, подавив ругательство еще энергичнее.
— Я могу только поклясться вам, — продолжал молодой человек серьезным и искренним тоном, — никогда не упоминать никому о счастливом приключении, которое составило мое счастье сегодня, никогда не стараться видеться с вами и никогда не произносить ваше имя.
— Подумайте, что вся моя честь в ваших руках.
— Она в безопасности.
Послышался вздох. Это вздохнула герцогиня де Комбалэ. Был ли это вздох сожаления? В ту же минуту тень женщины исчезла, дверь затворилась, и молодой человек очутился на улице.
— Черт побери! — вскричал принц с гневом обманутого ребенка. — Я хочу узнать этого человека.
Произнеся эти слова, он вышел из темноты, скрывавшей его. Монморанси и Морэ шли за ним. При виде их молодой человек, расставшись с племянницей кардинала, вместо того чтобы отступить, сделал шаг вперед и сказал:
— Берегитесь, господа! Если вы ночные грабители, то мой кошелек пуст; если вы дворяне, заметьте, что у меня нет шпаги.
Он раскрыл свой плащ.
— Как я рад вас видеть! — вдруг вскричал де Монморанси с искренней радостью.
— Что вы говорите, Генрих? — вскричал изумленный молодой принц.
— Я не стану говорить вам, чтобы вы не боялись, господин де Поанти, — продолжал герцог, — я знаю, что боязнь вам неизвестна. Я напомню только вам мое имя, чтобы вы не сомневались, что находитесь с друзьями.
— А я свое, — прибавил граф де Морэ, — потому что я не забыл нашей первой встречи и какой славный дали вы урок негодяям Лафейма.
— Монморанси.
— Морэ.
Поанти поклонился.
— Господа, — сказал он, — вы несказанно радуете меня. Я думал, что попал в руки людей, принадлежащих его преосвященству.
— К счастью, вы ошиблись.
— К счастью, монсеньор, потому что если раз выберешься здрав и невредим из его когтей, то я думаю, неблагоразумно попасть в них опять только для того, чтобы иметь удовольствие выпутываться во второй раз.
Герцог Анжуйский ничего не говорил. Он смотрел на Поанти. Он смотрел на него довольно неприязненно, как естественно было смотреть на человека, выходящего от той женщины, к которой отправлялись мы сами. А когда еще подобная неприятность случится с принцем крови, то понятно, что глаза его не выражают удовольствия. Поанти же вовсе не занимался его королевским высочеством. Он даже забыл о присутствии третьего лица. Для него было достаточно найти Монморанси и Морэ в ту минуту, когда он так мало этого ожидал.