— Марина, будешь в классики? — предложила Зоя, потянув ее за рукав.
Та оглянулась по сторонам. Дорога вдоль забора была выложена гранитными плитами, каждую из которых украшали небольшие аккуратные квадратики. Отсчитав три плиты, Марина подняла острый камушек и начертила в грязи рядом с тротуаром классы. К ним неспешно подошли мальчики. Какое-то время они наблюдали за девчонками, а потом со смехом ногами стали стирать начерченные квадраты. Прежде чем Марина успела что-либо сделать, к ним подбежал Михаил и двумя быстрыми тумаками заставил хулиганов разбежаться в разные стороны.
— Вы чего это девчонок обижаете? Больше заняться нечем? — угрожающим тоном произнес он.
Мальчики удивленно переглянулись. Один из них выступил вперед.
— Ты же сам недавно, когда мы в лапту играли, Маринку прогнал. Чего это ты решил сегодня за нее заступаться?
— Она просто не должна играть в мужские игры, и я ей об этом сказал. А на этот раз все наоборот получается.
Мальчик сжал кулаки и, выставив вперед подбородок, двинулся было на обидчика, но, оценив его рост, драться передумал и отступил.
Марина неуверенно шагнула к Михаилу.
— Спасибо, Миша.
Один уголок его рта дрогнул и пополз вверх.
— Я не Миша. Меня зовут Михаил. — Он протянул руку. — Друзья?
Марина земли не чувствовала под ногами, когда они с Зоей бежали домой, так ей не терпелось рассказать матери о своем новом друге.
Надя, выслушав рассказ дочери, улыбнулась.
— Ну это же чудесно, детка. Ты должна рассказать обо всем этом и дяде Сереже, когда он закончит с пациентами.
Слово «детка» пробудило приятные воспоминания.
— Мамочка, а дядя Сережа меня тоже так назвал, когда я ходила к нему в подвал.
Мать посмотрела ей в глаза, и Марина увидела в ее взгляде радость.
Лето было холодным и ветреным. Мрачные небеса разверзлись, неустанно поливая землю пеленами дождя, заставляя выходить из берегов реки и угрожая затопить вспаханные поля. Природа неистовствовала так, будто сама Маньчжурия восстала против японских оккупантов, обратив свой суровый климат в орудие возмездия. Порывистые ветры принесли проливной дождь и в Харбин. Он неистово барабанил по крышам, точно обезумевший скиталец, требующий приюта, и время от времени разражался громом.
Сергей с тревогой посматривал на потолок: достаточно ли крепка крыша? Выдержит ли такой яростный напор? Это не мокрое ли пятно там в углу?
Но однажды затяжной дождь все же прекратился, и выглянуло солнце, поднимающее с крыш пар и прогревающее напитанную влагой землю. Однако Сергей оставался все таким же безрадостным. Горе, вызванное в его душе смертью Кати, было глубинным и невысказанным. Он не мог никому признаться, что чувствовал свою вину в том, что дочь его сестры была изнасилована и убита. Поделиться этим ужасом с Надей он не мог. Ефимов держал в себе эту боль, которая пожирала его, доводя до безумия.