Малыш опять попытался влезть с какими-то замечаниями, я тут же оборвал его:
- Да помолчи хоть немного! Думаешь, легко себя представить животным, да еще противоположного пола?
Он гнусно заржал, но от комментариев воздержался, вместо этого затушил масляную лампу и принялся отдирать плотную ткань, занавешвавшую окно. Когда он с этим управился, у меня все уже было готово, и Дикса я чувствовал где-то поблизости.
- Ну как, успешно? - осведомился он не без ехидства.
- Сейчас узнаем... Где там этот гад? - под гадом я разумел Хромого.
- Запаздывает... Может, решил нам побольше времени на подготовку дать?
- Может, решил... Главное - чтоб он свалить успел, когда все начнется. Черт бы его драл, не могу ж я эту штуку вечность в голове держать! У меня уже батарейки садятся.
- Ну-ка, послушай! Едет, кажется.
И в самом деле, откуда-то издали донесся скрип несмазанных колес и хриплый голос, орущий песню. Я подошел к окну. И двор, и дом просматриваются великолепно, само окно чуть выше плоской крыши, метрах в трех, и торчит на крыше часовой с винтовкой, а двор обнесен высокой, где-то в два человеческих роста, стеной, и расположились на ней трое арбалетчиков, сосредоточенно режущихся в кости при свете факелов.
А песня - хмельная, разудалая - звучала все ближе, наконец показался и сам певец, южный купчина, явно провернувший крупную сделку, он даже не давал себе труда править запряженным в допотопную арбу ишаком. Дивное сооружение - арба! Колеса почти в мой рост... Напоминает большую катушку для кабеля.
Ворота выходили в узенький проулочек слева от нас, и все происходящее оказалось видно как на ладони. Когда арба почти поравнялась с воротами, караульные оторвались от игры. Арба с трудом протискивалась между стен, остается только диву даваться, как она там еще не застряла... Купец, отразив наличие на стене новых физиономий, приподнялся и обратился к караульным с громогласным требованием выпить с ним. Вряд ли кто б узнал в этом купце Хромого... Стражники на стене, раздираемые противоречиями - и с поста уйти нельзя, и выпить охота - принялись было подшучивать над купцом, но тот оказался весьма остер на язык, и вскоре к завязавшейся шутливой перепалке прислушивался даже часовой на крыше.
И вот, в самый разгар словесной баталии, как раз напротив ворот, ось арбы с треском переломилась. Мы с Секретником потрудились не зря - все выглядело очень естественно. Дно просело, громадные колеса, едва не защемив торговца, разъехались, одно из них уперлось в ворота, другое в стену дома напротив, прочно заклинив арбу посреди проулка. Со стены посыпались новые издевательства в адрес торговца, зрителей там явно прибавилось. Тот поначалу даже не сообразил, что произошло, потом, решив, что в его несчастьях повинны люди на стене, разразился градом ругательств, уже не столь благодушных. Потом, еще не постигнув до конца размеры бедствия, торговец слез с арбы, пошатываясь подошел к ишаку и потянул его вперед, полагая, что не едет дальше только потому что несносная скотина заупрямилась, для чего-то еще заглянул ему под хвост... Ишак, возможно, и сам бы всей душой рад был продолжать путь, но арба засела на редкость прочно. Со стены неслись потоком советы - частью сочувственные, но в большинстве явно издевательские, торговец громогласно поносил ишака, обвиняя его во всех своих бедах, и прошлых и будущих, а тот только прядал длинными ушами и не мог ничего понять. Тогда торговец, раздраженный таким невниманием к своим поучениям, отвесил ишаку здоровенного пинка и удалился за подмогой.