Так или иначе, но Малыш никогда не попадал в неприятности.
Вирджиния же попадала в них постоянно. Несмотря на то что ее все любили, она вечно во что-нибудь вляпывалась. И чаще всего натыкалась при этом на отца. К тому же она все время оказывалась как бы в тени Малыша: за что бы она ни бралась, у всех и всегда возникало такое впечатление, что ему любое дело удается лучше, чем ей. И это было весьма странно, потому что Вирджиния превосходила Малыша умом. И хорошо понимала, что она умнее. Она легче все схватывала, быстрее соображала, отметки у нее всегда были лучше, она чаще, чем брат, добивалась различных успехов и реже терпела неудачи. Из года в год она училась только на отлично, тогда как Малыш вечно перебивался где-то между «удовлетворительно» и «посредственно». И тем не менее у нее было постоянное ощущение, что она неудачница. Отчасти это происходило по вине ее отца: не замечая выдающихся способностей дочери, проявляя полнейшее безразличие к ее успехам, он превозносил до небес куда более скромные достижения сына и даже отсутствие у него вообще каких-либо достижений. «Парень совершенно безнадежен, — говаривал отец, и его глаза теплели и смотрели на сына с любовью и гордостью. — Так же туп в математике, как и я был в свое время», — добавлял он, ожидая и предвкушая непременный взрыв льстивого смеха и деланых возражений слушателей и привлекая всеобщее внимание к умению Малыша казаться умным, упорным и работоспособным — к опасному, но полезному в общении умению, которым какая-то безмозглая фея наградила его еще в колыбели и которое стало для него подлинным даром судьбы, заменив собой все другие. Оно и вправду оказалось крайне ценным, и Малыш отлично сознавал это, затрачивая массу времени и усилий на то, чтобы оттачивать и совершенствовать его, а Вирджиния с обидой и возмущением наблюдала за ухищрениями брата, скованная цепями присущего ей послушания и потому производившая впечатление несколько туповатой.
К тому же Малыш был намного легче и проще ее в общении, гораздо свободнее и раскованнее держался; все были единодушны в том, что у Вирджинии хорошие манеры, но ей не хватало того обаяния, каким был наделен Малыш, не хватало его способности на любой вечеринке, в любой компании неизменно оказываться в центре внимания; ее никогда не относили к числу людей, чье присутствие на каком-либо событии абсолютно необходимо, чье одобрение или порицание много значит.
Разумеется, она пользовалась успехом; даже очень заметным успехом. Не было недостатка в молодых людях, пытавшихся забраться к ней под лифчик или под трусики, и нельзя сказать, чтобы ее обходили всевозможными приглашениями. Друзья Вирджинии говорили, что ее повсюду приглашают потому, что она не только хорошенькая, но и очень мила; враги же — их у нее было немного, но все они отличались красноречием и умением четко формулировать свои мысли — утверждали: ее приглашают только из-за того, что ей предстоит со временем унаследовать столь огромное состояние, что даже в колледже, где очень большие деньги не кажутся чем-то особенным, размеры этого состояния производят впечатление.