Макса не было дома, но да, конечно, она передаст ему, чтобы он позвонил Энджи в Хартест, как только приедет. Энджи снова уселась в кресло, решив, что надо попытаться расслабиться и отдохнуть часок-другой. Если потом она почувствует себя лучше, то поедет сама.
Вошел Александр, неся поднос с сэндвичами, бутылкой минеральной воды и кофейником.
— Ну вот, это должно вам помочь. Лососина. Подойдет? Больше я ничего в холодильнике не обнаружил.
— Прекрасно, — ответила Энджи. — Мне как раз ее и хотелось.
Она молниеносно проглотила три бутерброда, запив их двумя стаканчиками воды; комната стала качаться не так сильно. И ощущение тошноты тоже отступило.
— Теперь вы выглядите получше, — улыбнулся Александр. — Вам, наверное, надо подкормиться.
— Я и так ем за двоих, — тоже улыбнулась Энджи.
Оба замолчали. Потом он проговорил:
— Энджи, есть еще кое-что. Я…
Энджи глубоко вздохнула. Ну вот оно, то самое. Почему-то она почувствовала себя незащищенной, ей было трудно говорить об этом с прежней прямотой, откровенно. Она подалась к Александру и положила руку ему на колено.
— Александр, не надо. Не нужно вообще об этом говорить. Я понимаю, для вас тот день должен был показаться сплошным кошмаром, он и меня с тех пор преследует. Простите меня ради бога. Но я никогда никому ничего не говорила и никогда не скажу. Честное слово. Клянусь вам.
Александр взглянул на нее, и по его лицу разлилось выражение непередаваемого недоумения.
— Простите?
На Энджи снова накатил приступ головокружения, но она не обратила на него внимания. Надо избавиться от этой проблемы, высказать все и забыть, оставить ее в прошлом, чтобы она не отравляла больше их жизни.
— Александр, я говорю о том утре, когда вы сказали мне о… о своей… об импотенции.
Ну вот. Она произнесла это слово. Высказалась.
— Простите? — снова повторил Александр.
— Не надо, Александр, не нужно делать вид, будто ничего не было. Честное слово, не нужно. Вы мне сами тогда это сказали, я отнеслась к вашим словам с пониманием и просто хочу вас уверить: что касается меня, то ничего этого не было. Я ничего не знаю. И никогда не скажу ни Максу, ни кому другому. Пожалуйста, не беспокойтесь на этот счет.
Александр кивнул. Взгляд его принял свое обычное, рассеянно-неопределенное выражение. Он был явно потрясен тем, что Энджи заговорила на эту тему. Но по крайней мере разговор был уже начат.
— Да, — произнес он, — да. Хорошо. Спасибо.
— Вы, вообще-то, хотите обсуждать эту тему?
— Нет, — ответил он. — Нет. Нет, не думаю.
Наступило долгое молчание. Потом Александр снова взглянул на нее, и лицо у него внезапно изменилось. Теперь оно не было рассеянным; напротив, стало резким и очень напряженным.