И во время последнего памятного боя он был на НП, у Павельева. Тот, приказав батарее выдвинуться и стрелять прямой наводкой, увидел вдруг еще несколько вражеских машин и решил поднять взвод управления с гранатами «РГД» в руках: «Помирать, так с музыкой». Комиссар вмешался: «Отставить! Лечь в окопы и пропустить танки через себя!» Только благодаря этому уцелели связисты и разведчики да и сам командир.
Когда стих бой и впору было облегченно вздохнуть, не вспоминая о скрежетавшей над головой смерти, комиссар сурово выговаривал Павельеву: «Растерялся ты, комбат… Это плохо. С противопехотной гранатой на танк! Ему-то что слону дробина, а людей бы сгубил всех до одного. И сам бы погиб».
Комиссар сердился редко. Иногда по пустякам. Например, встретил недавно командира, обутого в немецкие сапоги, офицерские, хромовые, с высокими голенищами в обтяжку. Остановил, внимательно оглядел: «Это что такое?» — «Трофейные, товарищ старшф политрук», — ответил командир. Агафонов брезгливо поморщился: «И не противно вам? Или своих нет?» — «Есть свои… Но кирзовые». — «Ах, кирзовые… Вон оно что», — только и сказал комиссар. Но при этом отвернулся от собеседника, показывая, что не хочет больше его видеть…
— Нет, я, серьезно. Сколько можно говорить о втором фронте! — продолжал Синельников, размахивая свежим номером «Красной звезды». — Польза-то какая?
— Польза есть, — рассуждал будто сам с собой старший политрук. — За нас они, союзники, а не против — вот польза. Свиную тушенку посылают… Спасибо и на том: нам ныне все сгодится. И второй фронт откроют. Обязательно.
— Когда?
— Не знаю. Думаю, не скоро. Не раньше, чем мы старую границу перейдем.
Сцнельников присвистнул.
— Ну хватили! Дай бог до Киева пока…
— Пока? Пока мы в Атуевке, — Агафонов постучал ладонью по ящику из-под снарядов, заменявшему стол. Глаза его попрятались в морщинках, ресницы задрожали. — То, что пока, это… Это беда наша. Большая беда. И пока мы здесь, Черчилль с Рузвельтом, думаю, не будут торопиться.
В узкую дверь блиндажа просунулась голова связиста.
— Товарища лейтенанта Ватолина просит товарищ начальник штаба дивизиона, — отрапортовал он и поставил на стол телефонный аппарат, за которым тянулся шнур. Костя взял трубку.
— Здравствуйте, — голос старшего лейтенанта Хабарова был, как всегда, ровен и сух. Он попросил разрешения отдать от имени командира дивизиона несколько очередных распоряжений и добавил: — Вас Первый спрашивал. (Первый — это командир полка). Звонил со своей вышки, просил сообщить его адъютанту, где вы будете завтра.