Когда Ватолин добрался до района наблюдательных пунктов, немецкие бомбардировщики снова долбили лощину. А здесь, на переднем крае, было самое тихое место — здесь немцы не бомбили, чтобы не попасть в своих. Командир четвертой батареи Долгополых первым увидел Костю и бросился к нему:
— Ты?!
Ватолин, чуть было не отчеканив в ответ: «Так точно, товарищ старший лейтенант», улыбнулся устало; он никак не предполагал, что своим появлением вызовет у дяди Васи такую радость.
— Я самый. Меня кто-нибудь спрашивал?
— Спрашивали. Из полка звонили и начальник штаба Хабаров спрашивал.
— Что сказал Хабаров?
Долгополых пожал плечами и ответил нерешительно:
— Высказал недоумёние.
У большой норы, выкопанной под фундаментом стоявшего здесь когда-то дома и называемой все же блиндажом, Костю встретил ординарец Недайвода и доложил, что приказание выполнено — обмундирование для командира дивизиона получено.
— Какое обмундирование? Ах да, — вспомнил Ватолин о разговоре с капитаном Зараховичем. Ему бы эти заботы! А надо дивизионом командовать. И свое место найти. И голову держать выше, чтобы дальше видеть. И думать о вражеской батарее, которую следует подавить неведомо как.
В норе-блиндаже далеко не каждый мог стоять навытяжку, а старшин лейтенант Павельев стоял, хотя роста был выше среднего, только немного склонил голову — старший лейтенант умел в любой обстановке соблюсти порядок. Доложив, что шестая батарея занимает боевой порядок согласно приказу, он плюхнулся на сколоченную кое-как скамью рядом с командиром дивизиона и крепко сжал его локоть. Огляделся — никого нет. Случай редкий.
— Поздравляю, хотя с опозданием, с новой должностью. Рад за тебя.
Это было единственное поздравление, услышанное Ватолиным от сослуживцев. Он удивился и собрался ответить: не к месту, мол, сейчас такие церемонии, но промолчал и подумал: «Никто ведь не догадался сказать такое, Юрка и тут первый».
— Теперь для тебя главное не промахнуться, и дело твое пойдет, — говорил старший лейтенант. — Глядишь, и не временно исполняющим будешь. Приметил тебя Машковцев. На виду ты у него, так что держись… А меня-то он как, а? Со злостью, с издевкой, будто я сам свою батарею перебил.
— Преувеличиваешь, Юра, — возразил Ватолин.
Павельев вскинул брови, посмотрел в глаза лейтенанту и усмехнулся:
— Ты никак утешить меня хочешь. В утешениях не нуждаюсь, — произнес он с расстановкой и добавил после паузы: — …Костик.
И непонятно было, что означает это ласково-домашнее обращение — «Костик»: верность чувству, истоки которого восходят к незабываемой поре детства, или намерение подчеркнуть, что в глазах Юрия Павельева новая должность ничего не добавила Косте Ватолину по сравнению с тем, что представлял он собой два года, тем более неделю тому назад.