— Я буду давать тебе косметические советы, — шептал какой-то нахал смазливому юноше, приглаживая его светлые волосы. Женя обмахивался китайским веером, его ухоженные ногти были покрыты перламутром. Никто здесь не скрывал необычности своих вкусов и потому представал перед воспаленным взором Ромео в ореоле разврата. Он выбежал из гостиной. Внизу, в прихожей на полу сидел какой-то парень и выл во весь голос, обливаясь слезами:
— Не ходи! Не смей ходить к ней! — он цеплялся за полу пальто господина, что пытался вырваться из цепких объятий.
Ромео бросился в ванную, смочил пылающий лоб водой. Наконец, он вышел, собираясь покинуть дом. Он проходил мимо гостиной, когда услышал взрыв хохота:
— Пилот у Мон — в твоих устах новый анекдот. А помните того бедного арабского принца?
— И этот авиатор поднимал ее в воздух на аэроплане? Он мог перенести ее через Ла-Манш и показать небо Франции!
— Я никогда не могла понять, как эта тихоня кружит головы. О ее похождениях мы узнаем только из твоих уст, Тома. Мон молчалива, словно скромница-институтка.
— Подождите, она должна сейчас спуститься.
Заинтригованный, он прислушался к шепоту. Если этих странных людей мог кто-то удивить…
Голос Жени:
— Вы заметили, каждый здесь настойчиво требует внимания — сыплет остроумными репликами, звонко смеется или, наоборот, принимает надменно-скучающий вид. А Мон, словно бесстрастный наблюдатель, присядет в углу, закурит, и заговорит лишь тогда, когда к ней обратятся. Воплощение спокойствия, грации, достоинства. Без желания притягивать к себе взгляды.
— А вот и Мон!
Ромео выглянул из коридора. Он видел тонкий силуэт, промелькнувший за стеклом дверей. Молодая женщина целовала это бесполое существо Тому. Когда она обернулась, Ромео замер. Он не помнил, как очутился вдали от этих людей, в тишине гостиной, в кресле напротив нее.
— Я живу здесь, — он ожидал уловить в ее голосе оттенок смущения. Жить здесь? Признаваться в этом столь непринужденно?… Да, она и Фред всегда были не от мира сего. — Тома единственный человек, кто знает обо мне все. Она сама слишком необычна, чтобы осуждать странности моей жизни.
— Я всегда не понимал тебя, — женщины любили его задумчивый взгляд. Казалось, его мысли поглощены ими, ему нравится думать о них. — Ты изменилась… Была такой милой, маленькой, тоненькой. Повзрослела. Совсем взрослая, даже страшно…
У двери он что-то заметил, кончик лакового ботинка. Их подслушивал мужчина. Кого ревновали, ее или его? Он передернул плечами.
— Все эти люди… И ты рядом с ними…
— Скандальные, эпатажные, они поглощены собой. Им нет до меня дела. Никогда еще я не чувствовала себя столь спокойно. Они мой театральный занавес, моя ширма. Я в безопасности. Что касается тебя… Ты, поклонник любви, так нетерпим? Англия сделала из тебя пуританина?