Неподалеку старушки увлеченно играли в карты, попутно обсуждая последнюю серию «Инспектора Деррика». Анна смерила их ненавидящим взглядом.
Звонить в дверь не имело смысла. Достаточно было взглянуть на эту женщину, чтобы все понять. И про тумаки, и про все прочее. Девочка сжала пальцы. Ей хотелось что-то сделать, например взобраться по водосточной трубе к окну Франчески, но этот монстр, отец подруги, наводил на нее ужас.
Анна принялась рассматривать дома, загораживающие вид на соседние кварталы. Ей нравилось подмечать детали. На подоконниках было полно всякого разного хлама: засохшие растения, только что вымытые кастрюли, ботинки, выставленные сушиться. Моря отсюда не видать, вместо него в глаза бросаются куски облупившейся штукатурки и ржавые прутья, как когти, выступающие из бетонных столбов.
Мама ей объясняла, что в обществе существуют два класса. Они борются друг с другом, потому что класс проходимцев и бездельников угнетает хороший, работящий класс. Так, по маминым словам, устроен мир. Мама поддерживает партию Коммунистического возрождения. За эту партию на выборах проголосовали всего пять процентов населения, поэтому Алессио называл мать неудачницей. У отца Анны были другие кумиры — Аль Капоне и герои «Крестного отца» Фрэнсиса Форда Копполы. Ее брат был членом Федерации рабочих-металлургов, но голосовал за Берлускони, потому что «он-то уж точно не неудачник».
Солнце пекло, но Анна и не думала уходить со двора. Это был ее мир. Опять прошла Эмма с огромным животом: в шестнадцать лет она поспешно выскочила замуж за восемнадцатилетнего Марио. В день их свадьбы все жители квартала гуляли, накупив чипсов, кока-колы и конфетти, — как в школе, когда отмечают чей-то день рождения.
Она вдруг подумала, что не доверяет ни словам матери, ни словечкам брата, ни бредням отца, — это уж точно. Она верит в свой двор — и точка. Верит вот в эти балки, столбы и вот в этот потрескавшийся бетон. Ей нравится структура этих домов-коробок, чьи окна напоминают погребальные ниши. И она не завидует тем, кто живет в центре или на прибрежных виллах: глупо завидовать, ведь она никого там не знает.
Что же ты не спускаешься, Франческа?
«Она плохо себя чувствует» — так уже не раз случалось.
На выжженном солнцем пространстве играли в футбол, торговали наркотиками и дышали свежим воздухом. В любое время во дворе стоял невыносимый гвалт, за исключением летних полуденных часов, когда двор вымирал и напоминал пустыню.
Анна понимала, что в окурках и шприцах, валяющихся на земле, нет ничего хорошего. Она знала, что парни, вкалывающие дозу в руку или шею, — не лучшее зрелище для детей. И тем не менее она иногда перекидывалась парой слов с некоторыми из них. Наркоманы были обычными людьми, не чудовищами. Чудовищем был отец Франчески.