— Попробуем освежить вашу память и заполнить пробелы во времени. Разумеется, вы понимаете, что я имею в виду, и поэтому постарайтесь ответить на мои вопросы. Ну-с, попытайтесь сосредоточиться. Разве после получения письма и завершения работы над книгой вы не позвонили в Фелклиф вашей жене и не условились встретиться с ней? Разве вы не показали ей письмо Уэйна? Ну-ка, мой мальчик, посмотрите мне в глаза и скажите правду. — Билл попытался отвернуться. — Разве не вы толкнули свою жену под грузовик?
Вокзал Кингкросс перед наступлением вечерних часов «пик», светящиеся, а темноте фонари; гулкий крытый перрон; паровоз, выпускающий пары у платформы; тонкие клочья тумана, смешивающиеся с дымом, паром и запахом дизельного топлива и масла. Пока еще на вокзале спокойно, но под этим спокойствием уже ощущается напряжение. Скоро со станции подземки сюда хлынут толпы, знаменующие окончание еще одного дня.
— Ваш поезд отправляется в четыре пятьдесят пять с третьей платформы.
— Благодарю вас.
Билл взял у кассира билет и сдачу и взглянул на часы. До отхода поезда в Фелклиф оставалось двадцать минут. Билл зашел я буфет, заказал чашку кофе и сел за столик в дальнем углу, подальше от других посетителей. Рука, в которой он держал чашку, тряслась, а с засиженного мухами зеркала на него смотрел он сам. Да, красивым его теперь уже не назовешь — уголки губ опустились, кожа под подбородком провисла, под глазами темные мешки.
Мог ли он сделать это? Существовала ли даже самая отдаленная вероятность, чтобы он мог убить Мэри? — мысленно спрашивал Билл у зеркала, и ему показалось, что он в зеркале утвердительно кивал в ответ: да, мог. Его память еще не восстановила всех событий того дня, но он представил себе, что произошло. Дикое озлобление после прочтения письма Джамбо, вынудившее его изменить конец книги, телефонный звонок, а Фелклиф, тамошние безлюдные улицы, сыром ветер с моря и встреча с Мэри почти в полночь. Ну, а что дальше? Новая вспышка ярости, когда Мэри призналась во всем, шум приближающегося грузовика, его рука на плече Мэри и… Он оттолкнул от себя чашку и уставился в стол, лишь бы только не видеть свое отражение в зеркале…
«Мой мальчик, я же не сказал, что вы убили ее, — вспомнил он голос Поуда. — Я говорю только, что вы могли сделать это. Теперь нам известно, что у вас был повод и возможность, но никто, включая вас самих, не знает, что вы делали и где находились в тот вечер… И если предположить, что ваша жена была убита (а я все более и более начинаю верить, что дело обстояло именно так), кто еще желал ее смерти?»