— Не плачь на морозе, простудишься. — Он улыбнулся.
И Лика грубой шерстяной варежкой стерла слезы, кляня себя за то, что так распустилась, расклеилась перед мужчиной, который — теперь это окончательно стало ясно — никогда не любил ее и не думал даже любить. Так, походя, пожалел бедную сиротку, а потом, когда времени на нее не стало, выбросил из своей жизни без малейшего сожаления. Пригрел, как голодную дворнягу, но брать к себе насовсем и не собирался. Она быстро выговорила «Пока!», развернулась и пошла к калитке, спотыкаясь и проваливаясь по щиколотку в колючий снег. Уже с дороги обернулась на мгновение. Никита все еще стоял на крыльце. Он поднял руку, махнул ей, она же, не отвечая, зашагала к станции.
Веки жгло все сильнее и сильнее, жаром заливало щеки и даже лоб. И Лика прижимала руки к лицу, стараясь успокоиться. Ее знобило, голова налилась тяжестью, клонилась на грудь. Бабка, увидев ее на пороге, ахнула, стащила с Ликиной головы шапку и прижала ладонь к горячему лбу. Лика уложена была под три одеяла, напоена чаем с малиной, но озноб не проходил, становился все сильнее. И, проваливаясь в душное забытье, Лика снова и снова шла по снегу к темной фигуре на крыльце, снова и снова скользила и путалась в сугробах. Наутро врач диагностировал у нее левостороннее воспаление легких, и, под причитания продмагши, Лика была отправлена в больницу. Провалялась там долго, несколько недель, а после выписки оказалась под домашним арестом. Дотошная бабуля прикрывала все форточки, искореняя проклятые сквозняки, и за порог Лику не выпускала даже на пять минут. И только уже в апреле, вырвавшись наконец из-под недремлющего ока, Лика смогла узнать что-то о Никите от бывших своих товарищей по студии.
Слухи ходили разные. Кто-то утверждал, что Андреевского посадили — мол, ездили люди к нему на квартиру и видели милицейские печати на дверях, кто-то плел, что Никита спился и подался куда-то на Север. В администрации Большого театра, куда Лика позвонила, отчаявшись что-либо узнать от знакомых, тонкий мужской голос подозрительно спросил ее:
— А вы с какой целью интересуетесь? Имя, фамилию ваши можно узнать?
Как ни удивительно, достоверную информацию снова принесла бабка. Какая-то домработница чьей-то жены, затоваривавшаяся в ее магазине с черного хода, поделилась сплетней. Слыхали, мол, че деется-то. Плясун-то этот, как бишь его, Андреевский, в загранку сбежал, с женой и ребенком. Вон они че творят, эти танцоры-то, ни стыда ни совести!
И Лика как-то сразу поверила, словно и сама чувствовала, что Никиты в СССР уже нет. И никогда уже не будет. Никогда.