Репортеры «Пророка» явно постарались провести объективное расследование. Статья кратко упоминала о ничем не оправданных издевательствах Дурслей над Гарри и отсылала читателей к подробностям на второй странице.
Вторая статья, подписанная Кинтией Байер, состояла из рассказов соседей и описаний дома. По-видимому, авроры магически обследовали коттедж, потому что они знали, что Гарри спал в чулане под лестницей, а потом в одной из комнат на втором этаже, причем в чулане – намного дольше. Журналистка отметила, что обе комнаты запирались снаружи, а из опросов соседей стало ясно, что те, со слов родственников мальчика, считали Гарри малолетним преступником, который большую часть года проводит в специальной школе. Тон статьи колебался между возмущением и слезливой сентиментальностью, но Гарри не мог не признать, что факты по большей части соответствовали действительности. Легче ему, правда, от этого не стало, особенно когда он дочитал до того абзаца, который мисс Байер посвятила «возмутительному издевательству, ускользнувшему от внимания опекающих мальчика взрослых волшебников».
Гарри скомкал газету и отшвырнул ее в угол.
– Ох, черт! Они используют это против Дамблдора или Уизли и обвинят тех, кто пытался хоть как-то мне помочь.
Когда Снейп вернулся, Гарри кипел от ярости. Ему хотелось сделать что-нибудь – все равно, что, лишь бы это как следует измотало его и позволило выплеснуть гнев.
– Что сказал профессор Дамблдор? – спросил он.
– Его не было. Прочитал?
– Да.
– И? – поднял брови Снейп.
– Слащавая чушь, как вы и сказали. Уж не знаю, плохо или хорошо, что они привели верные факты, разнообразия ради.
– Так это правда?
– Про Дурслей почти все правильно. А вот причитания об «ужасных издевательствах» – полная ерунда. Мне, конечно, приходилось несладко, но они же не пороли меня или что-нибудь в этом роде.
– Но они держали тебя взаперти.
– Иногда. И не слишком хорошо кормили, и заставляли работать, как домового эльфа, когда выпускали из-под замка, но это все не так страшно. Не нужна мне эта дурацкая жалость.
Снейп нахмурился.
– Для тебя это, может, и не страшно, но нормальным такое отношение никак не назовешь, – он взмахнул рукой, предупреждая возражение. – Я понимаю твою неприязнь к жалости и твои чувства. Есть, конечно, дети, с которыми обращались куда хуже – со мной, например, – но ты не прав, заявляя, что это не жестокое обращение. Я тоже могу сказать, что связать человека и ждать, пока он не обмочится, – не пытка, ведь я мог бы и ногти ему вырвать. Поступок не становится верным оттого, что можно поступить и хуже.