В комнате-кладовке стоял стол без ящиков, целиком занятый полуразобранным двухкассетником и кучей деталей, паяльником, всякой чушью. Негромко звучала музыка — песня из последнего альбома «ВОЗРОЖДЕНИЯ». Возле стола на табуретке сидел мужчина лет тридцати в летней куртке на молнии и голубых джинсах. Он смотрел на нас. Лицо его мне понравилось — смугловатое, с тонким прямым носом и крупными карими глазами.
— Эй, Виктор! Я тебе сюрприз привел, — сказал Би Би Кинг.
— Хорошо, — тихо ответил Виктор.
Мы обменялись рукопожатиями, а когда мой провожатый объяснил Виктору, какая я важная персона, тот оживился, предложил садиться, хотя сесть было некуда.
— Мы с тобой замазались на «Распутина», — сказал Би Би Кинг. — Про «Овацию». Помнишь, поспорили? Он говорит, что Шелеста обманули, а я говорю, что купили, — обратился тюрок ко мне.
Я и сам интересовался — зачем Никита вписался в это позорище? Но он тогда сердито ответил, будто хватит революционного миропонимания, другая эпоха на дворе, пусть, мол, шоу-бизнес наш дермище жидкое, но он есть, какой есть, да, он продан и куплен, однако его дело стихи и мелодия, а все остальное — забота продюсера… Мне захотелось соврать, и я соврал:
— Его и Юру Шевчука запутали, а после было уже не открутиться. Но Никита считал полезным посмотреть вблизи на московский паноптикум.
Никита был согласен с Шевчуком — к хорошему человеку дерьмо не пристает.
— Понятно, — сказал Би Би Кинг. — Я пошел в ларек за «Распутиным».
Мы остались вдвоем. Виктор спросил:
— А Шевчук нарочно со сцены упал?
— Где? — удивился я.
— Там же. В Москве на «Овации».
— Не знаю. Я этой передачи не видел.
— Понятно. — Кассетник остановился. Виктор поставил другую сторону и спросил:
— Тебе нравится последний альбом?
— Мне все его альбомы нравятся. — Это была правда.
Виктор помолчал и спросил снова:
— А как он умер?
— Он умер легко, — это тоже была, видимо, правда. — Его убили ножом. Я такие видел в Афгане.
— Ты афганец?
— Даже инвалид. Эпилепсия.
— Я найду этого подонка и убью.
Еще один мститель, черт возьми. Меня это даже разозлило. Я верил в личную монополию на месть.
— Каким образом?
— Я думаю.
— Думать мало.
— Сперва я должен думать и решить, чтобы не сомневаться и не думать после.
Все мы позаражались этими восточными мудростями. Сколько народу через Афган прошло? Много. И вот готовы резать не думая. И я готов.
— Могу я помочь?
Виктор молчал и поглаживал щеку указательным пальцем правой руки.
— Можешь, — произнес очень тихо, почти неслышно, а я просто закипел внутри, еле сдерживаясь, чтобы не схватить его за ворот рубахи и не выпотрошить все его догадки. — Можешь, — повторил Виктор. — Приходи послезавтра в это же время и обсудим.