— Та-а-к! — протянул он. — Это хорошо, что ты к старшим почтителен, только и между старшими знать надо — от кого тебе может польза быть, а от кого вред один… Вот мы с родителем о тебе толковали… Хочешь ты моего совета послушать али нет?
— За великую для себя честь и милость почту, Иван Михайлович, — опять краснея и опуская глаза, сказал Александр.
— Ну, так слушай. Попал ты, вишь, в руки Ртищеву по оплошности Микиты Матвеевича…
— И николи я себе ту оплошность не прощу… на льстивые обманные слова понадеялся, — ввернул Никита Матвеевич.
— Что сделано, то сделано, — продолжал Матюшкин, — а теперь ты сам должен видеть, не малолеток ведь, что тебе надыть от Ртищева отойти и у других людей, не менее сильных да более благорасположенных, поискать своего счастья… К делу тебе пора пристроиться, и вот я твоему родителю обещаюсь промыслить о тебе и местечко дать, с которого ход бы тебе был хороший… Выучен ты всяким наукам, только науки эти вряд ли пригодны, а коли разум в тебе есть, да коли ты человек, понимающий благодеяния и не забывающий их, — я тебя так устрою… ну, словом, как сына родного… Чувствуешь?
Александр хотел говорить и не мог: уж больно это ему противно стало.
Никита Матвеевич затревожился.
— Чего ж это ты молчишь? — багровея, строгим голосом произнес он, глядя на сына. — Слышал, чай… Али на тебя столбняк нашел?
— И то столбняк… слов не нахожу… не знаю… как благодарить… — с трудом выговорил Александр.
— То-то же, — сказал, успокаиваясь, Никита Матвеевич.
— И не ищи слов, отблагодарить успеешь, — усмехнулся Матюшкин, — я не Ртищев, за посулы благодарности не требую… Так знай: я тебя на сих днях жду к себе, обдумаю я кое-что, переговорю с кем надо…
— Ступай себе! — важно и внушительно объявил Никита Матвеевич.
Александр с превеликою радостью откланялся Матюшкину и вышел.
С полчаса еще, коли не больше, просидел Иван Михайлович в беседе с Залесским. Пустили они оба по нескольку чарочек старой заморской романеи.
Когда колымага именитого гостя отъехала, Никита Матвеевич захлопал в ладоши и на весь дом кликнул сына. Антонида Галактионовна услышала этот зычный голос, да как шла через комнату, так со страху и присела на пол. Александр подбодрил себя, успокоил и сошел к отцу.
— Что приказать изволишь, батюшка?
— А вот что, сынок: у нас ныне четверток, а в воскресенье после обедни едем мы с тобою к Ивану Михайловичу. Все облажено. Готовься к венцу… времени терять нечего.
Александр молчал.
— Чего ты молчишь? — раздраженно крикнул отец. — Дурость-то твою из головы вышибло?
— Вышибло… — растерянно проговорил Александр.