Император взял листы и повертел их в руках, не зная, что с ними делать.
Учитель истории Полупанов, как и всякий русский интеллигент, не любил власть. Другой власти, кроме императорской, он не знал. Как работник школы, он был вынужден объяснять детям преимущества монархического строя – и выходило это у него достаточно доказательно, аргументов искать не приходилось.
Но вместе с тем вся его сознательная жизнь прошла в сомнениях – о том ли он говорит, тому ли учит? «Русская утопия» снова подняла ворох сомнений со дна его души. Да, в этой работе, как и во всякой утопии, было слишком сахарно. Но в чем-то Володя был прав. Социал-демократы, особенно радикальное большевистское крыло, приди они тогда к власти, могли бы многого добиться… Могли бы покончить с бюрократией и прочими пороками, свойственными прежней России. Да, и без того наша страна расцвела, но сколько было жертв! Полупанов нагнулся над ящиком письменного стола и достал из глубины тетрадку. Собственноручно составленный им мартиролог жертв русских властей за многие годы. Те, кого казнил Корнилов в восставшем Петрограде. Сорок семь человек! Без суда и следствия! Люди, ставшие жертвами тиранического санинского режима, когда хотя бы соблюдалась видимость правосудия – но именно видимость. Одиннадцать казненных патриотов, чьи имена помнят до сих пор! Полупанов не сомневался в том, что они были патриотами и хотели Отечеству счастья и процветания. А сколько было политических заключенных! Ссыльных! Счет шел на сотни…
Неужели нельзя было обойтись без этих жертв? Неужели русская история не могла бы пойти иным, менее разрушительным путем?
– Александры приносили нашей династии славу. Один победил Наполеона, другой освободил крестьян, третьего боялась вся Европа, четвертый выиграл мировую войну, будучи подростком… С Николаями у нас как-то не задалось…
Император усмехнулся.
– Я не хочу быть самодуром в глазах потомков, как первый Николай. Но если уж без этого не обойтись, пусть меня будут сравнивать с ним. А не со вторым. Который вверг страну в хаос и чуть было не допустил падение монархии…
Николай сложил листы, поданные ему министром, и аккуратно разорвал – пополам, потом еще раз пополам.
– Ваше величество! – Тон министра стал слегка умоляющим. – Ну разве вам самому не интересно оживить нашу общественную жизнь, прямо скажем, достаточно затхлую… Разве вам самому не интересно, чем может кончиться такая дискуссия?
Как и всякий русский интеллигент, император Николай Третий любил интеллектуальные забавы, споры и дискуссии. Ему действительно было интересно всё то, о чем говорил ему министр. Он бы с удовольствием всё это разрешил.