– Есть, – ответил Игнатьев. – И где-то близко. Чай, ленинцы. Не кровожадные ацтеки и не дикие питекантропы.
– Не тот ли это мир, откуда к нам завихрения приходят?
Игнатьев пожал плечами.
– Завихрения порождаются в мирах низших порядков и передаются через суперструны. Но что мы можем сказать о мире, который является источником возмущений? Ничего. Может быть, там на площадях служат черные мессы и устраивают человеческие жертвоприношения. Может быть, расстреливают людей в подвалах или сжигают в печах крематориев. В любом случае, книга – всего лишь художественный вымысел автора. Может, совсем не такие люди, как здесь, живут в том мире. И города другие, и страны…
Воронцов подошел к окну, воззрился на холодную улицу. Вьетнамец-старьевщик катил куда-то тележку с пустыми бутылками и железными прутьями. Торговка пирожками расхваливала свой товар на углу – центр города, туристов полно… Городовой болтал с кем-то по мобильному телефону вместо того, чтобы проверить у вьетнамца вид на жительство и лицензии – того гляди, басурманин к стенам древнего Кремля подберется и начнет металлолом собирать.
– Насчет людей – вряд ли, – подумав, ответил Воронцов. – Люди там те же. Я уверен, что, помимо глобальных взаимодействий на уровне суперструн, крепко связывают миры именно люди. Они – как свечи в пустой темноте мироздания. Маяки. Люди сами творят мир вокруг себя. Переплетения вашего одиннадцатимерного сверхконтинуума придают их мыслям, чаяниям и стремлениям материальность. И люди в нашей вселенной могут чувствовать людей из соседней, а они ощущают наши тревоги и надежды. Особенно тесная связь со своими отражениями, своими репликами в других мирах.
Игнатьев хмыкнул.
– И чем же мы с тобой занимаемся там, в мире революционных вихрей?
– Может быть, ты создаешь очередную бомбу. Или ракету… Разрабатываешь компьютер. А я… Наверное, толкаю тележку старьевщика от помойки к помойке. Мирные философы революции не нужны.
– Откуда такое самоуничижение? – удивился Игнатьев.
– Мне иногда снится, – объяснил Воронцов, – что нет у меня дачи в Крыму, собственного дома на Охотном ряду, скоростной яхты на Волге… И живу я в маленькой грязной комнатке общежития в городе Ростове-на-Дону, и постоянно меня оттуда хочет выжить комендант-армянин. Откуда бы такие сны?
– Богатая фантазия, – предположил Игнатьев. – Или, может быть, фильм какой впечатлил.
– Фантазии – то, что отличает нас от машин. Или не отличает, – задумчиво проговорил Воронцов. – А фильмов я таких не смотрел.
Лиза сидела дома и глядела в окно на кладбище – хорошенький вид из будуара молодой девушки! Кладбище пестрело памятниками и разноцветными оградками. Дом отделяло от него широкое распаханное поле.