И весь вечер Таня сидела на своей уютной кухне, под плетеным абажуром, пила коньяк, курила, размахивала сигаретой, как дирижерской палочкой и читала стихи вслух. Временами останавливалась, вытирала слезы, изрекала: "Жизнь - дерьмо", и продолжала читать. Уснула тут же, за столом, а я не могла ее перенести в кровать. Пока она спала, я прижалась к ней, заглянула под неплотно прикрытые веки, и...
Она вдохнула меня. Будто смерчем подхватило, понесло, смяло, расправило...
Ох, как же хорошо снова чувствовать! Правда, не самые лучшие ощущения - похмелье, дурное настроение, сонливость и апатия. Теперь я знала о ней все, вместе с ней пережила ее любовные неудачи, потерю близких, одиночество. А ведь у нее и подруг не было, с тех пор, как одну из них Таня нашла в своей постели, вернувшись с работы чуть раньше обычного. Не стала поднимать шум. С мужем рассталась тихо и быстро. Но перестала встречаться с друзьями. Зациклилась на работе, постепенно втянулась так, что дом для нее стал досадным дополнением к настоящей жизни. А ведь молода, и чиста душой, открыта и честна. О такой подруге можно только мечтать. Но меня заботило и другое: в ней, как и во мне - прежней, дремало нераскрытое умение влиять на людей, на судьбы, на окружающий мир. Но если я искала знаний, то она, напротив, избегала их, и не хотела раскрывать свой дар.
Я выскользнула из ее тела - тяжело было находиться внутри, это сильно ослабляло. Я уже поняла, что такие проникновения нужно использовать в крайнем случае - сливаясь с чужой душой, я забывала себя прежнюю, а этого так не хотелось...
Связь с земной жизнью еще была очень сильна, меня потянуло домой - туда, где прошли последние дни. Сережа оставил открытой форточку, и холодный ветер раздувал занавески, вбрасывая в тепло квартиры блестящие искорки дождинок. Я не мерзла, а вот он свернулся на кровати, поджал ноги, его трясло в ознобе. Как просто было бы встать, толкнуть форточку, укрыть его одеялом - и даже эти простые движения для меня сейчас казались неисполнимым желанием. А что может быть хуже, чем видеть, как твоему родному человеку плохо, и никак ему не помочь? В доме больше никого, а к утру он простынет, заболеет... И это моя реальность - все видеть, понимать и бездействовать...
Я загрустила. Приткнулась под бок к мужу, смотрела его сны, наполненные болью и страхом, и тоскливо сожалела о своих ошибках.
Так и произошло: утром он проснулся уже больной. Закашлялся, прижал ладонь ко лбу, сел на кровати, мучительно сморщился, с трудом сглотнул. Наконец-то закрыл форточку, выпил прямо из горлышка холодный чай, вернулся в постель и быстро уснул под одеялом. Его лоб покрылся капельками пота, он трясся в ознобе, временами шептал мое имя - бредил. Бедный мой, бедный!