— Нет! — замотал головой Устин. — Не дано такой власти Деннице, чтобы Божьи души соединялись с ним. Для этого он имеет собственных существ. Они тоже после смерти совершенствуются, прежде чем стать его сущностью. Становятся полудухами и духами и служат силам зла куда как ретивее, чем служили при жизни. Людские же души, попавшие в ад, предаются лютым мучениям и поруганию и таким образом очищаются от грехов, лишаются пороков и всякой скверны. Вместе с грехами людские души теряют и малые свои толики, которые и служат энергетической подпиткой дьяволу. А когда очистятся, то отправляются в рай.
— Никогда не приходилось слышать, что ад, если уж душа туда попала, это не навсегда, — поспешил вставить я.
— Но, тем не менее, это так, — сдержанно улыбнулся Устин.
Он, вероятно, прекрасно понимал, что всю эту свалившуюся на меня информацию, мне так быстро не переварить. И перевел разговор на другое:
— Ты бы, Ванятка, подкрепился маленько. А то, вижу, едок ты неважный. Грибочками вон посмакуй. Отменные грибочки!
Я послушно принялся за грибы. Они и вправду оказались изумительными.
— Не нужно было мне сразу так много тебе рассказывать, — Устин явно жалел о своем красноречии. — У тебя от обилия информации мозги болеть могут. Нужно выдавать ее небольшими порциями. Она — то же самое, что водка. Выпьешь за один раз много — плохо станет, а будешь пить понемногу — ничегошеньки не случится.
Наевшись маринованных грибов, я с удовольствием закурил, глубоко затянулся. Старик тоже сосредоточенно сосал трубку, дым голубой пеленой застилал стены светелки. Где-то нервно тикали ходики, а у окна, вытянувшись на рогожке, мирно дремала кошка.
— Вы сказали, что об аде знаете все, — напомнил я деду его слова. Мне хотелось поговорить о потустороннем еще. Меня всегда интересовала эта тема.
Он негромко захихикал, будто вспомнил что-то смешное, и подтвердил:
— Да, все знаю! Это совершенно другой мир, но во многом очень похожий на наш. — Я тебе о нем кое-что расскажу. Только не сегодня. Пока хватит! Пожалей свою голову.
От Устина я уходил под впечатлением от услышанного. Мне все время не давала покоя одна мысль: если он действительно все знает об этом Тартаре, то, может, ему не только расписали его словами, а и дали возможность увидеть воочию? Но потом я даже удивился, как такая мысль могла возникнуть в моем мозгу, настолько она показалась мне нелепой и смешной. Побывать в аду? Какая чушь! Такое возможно только в сказках да в литературных бреднях мистиков-фантастов.
Оттепель совсем распустила слюни. Тонкое, изодранное одеяло снега истлело, и земля, взойдя чахоточным потом, жадно пила липкий сироп солнца. Городские деревья, растревоженные внезапным теплом, растерянно опустили ветви и заплакали. Напыщенные воробьи, как матерые холуи-приспособленцы, во всю чирикали во славу революции в природе и орлами взирали на ее страдания. Посиневшее небо, купая лицо в грязных блюдцах луж, дышало густым перегаром слякоти. Но это не был конец зимы. Это была агония осени. Молодой декабрь собирался с силами, чтобы подняться во весь рост и заявить о своих правах.