Ак-Чечек — Белый Цветок (Гарф, Кучияк) - страница 6

Пришел домой хан:

— Что случилось? Почему все плачут, а ты один смеешься, непокорный Рысту? Отвечай, что с моей ханшей? Что с моими детьми? Не ответишь — нож возьму, голову твою отрублю, пику возьму — сердце твое проколю!

— Пып!

И хан остался стоять рядом с ханшей, в одной руке пика, в другой нож.

А малыш Рысту бросил палку-мутовку, толкнул ногой большой чан, поднял сухой стебелек, дунул в него и запел, как порхающая в небе птица.

Слушая эту песенку, хан дрожал, как мышь, ханша стонала, как большая лягушка, дети тихо плакали.

Пожалел их малыш, правую руку вверх поднял.

— Тап-тажлан! — крикнул он.

Хан, ханша, Кёз-кичинек, Кара-чач — все четверо в ладоши захлопали, ногами затопали, приплясывая, из аила[3] выскочили.

А счастливый Рысту на золотой ханский помост взошел. Один раз поскользнулся, в другой кувыркнулся, рассердился на самого себя, самому себе «Пып!» сказал и тут же к золотому помосту прилип.

Посидел-посидел, кругом поглядел — белый чистый войлок ханского шатра туго натянут на прочные жерди. Небо только через дымоходное отверстие увидеть можно — маленький синий клочок, величиной с ладонь.

Душно стало малышу в ханском шатре на золотом помосте.

— Тап-тажлан! — сказал он.

Помост подпрыгнул — малыш подскочил! Да так высоко, будто на крыльях взлетел, через дымоходное отверстие наружу вылетел. Перекувыркнулся, упал, на ноги встал и побежал к молочному озеру, к синей горе. Прибежал, молока из озера ладонью зачерпнул, разок-другой глотнул, улыбнулся, на синей горе шалаш себе поставил. Там и поныне живет.

Поет свои счастливые песни, играет на стеблях цветов, будто на свирели, паутинные нити пальцами перебирает, и паутинки в ответ тихим звоном звенят.

Эти песни, посвист, звон каждый может услышать, кто к тому месту, к той черте, где небо с землей сливается, подойдет.


Красная лиса и сыгырган-сеноставец


На каменной россыпи у светлого ручья, в щели между двух валунов жили дружные сыгырганы-сеноставцы.

Зубами резали они траву, сушили ее на камнях и ставили стога.

А повыше стойбища сеноставцев жила красная лисица.

Вот однажды в пасмурный день вышла она на охоту. Услыхал сеноставец-малыш лисьи шаги, почуял лисий запах, головой повертел, да как крикнет:

— Сыйит! Сыйит! Лиса идет!

Сеноставцы юркнули в щели и норы, осталась на каменной россыпи лишь сухая трава.

Понюхала лиса стожок и чуть не заплакала:

— Еще ни одна лиса сеном не кормилась, неужто я буду первая?

Выдернула клок, пожевала, а проглотить не может, только язык оцарапала да в горле запершило.

«А все из-за этого пищухи-сеноставца, — рассердилась лиса, — погоди-погоди! Съем я тебя и всю семью твою».