— Я люблю всякую еду.
Вдоль карниза на проволоке висел ряд фонарей «молния», освещавших комнату желтым светом. Эмма стояла возле обеденного стола, держа в руках хрустальный бокал с шерри. Отпивая понемногу из бокала, она позволяла теплой сладкой жидкости медленно стекать по языку. Джордж и Дэниэл сидели возле буфета и пытались починить сломанный светильник, споря о том, что с ним не так. Энджел стояла возле открытого входа в дом и рассматривала фотографии на стене. Она внимательно разглядывала снимки, медленно переходя от одного изображения к другому. Рядом с ней на персидском ковре с вальяжным видом лежала Мойо, а возле ее брюха пристроились львята. Взгляд Эммы невольно возвращался к львице; она с интересом разглядывала ее мощное золотисто-коричневое тело, прекрасно смотревшееся на фоне узора из оранжевых, красных и черных нитей, ее лапы, казавшиеся до невозможности большими, и огромные ясные глаза, благодушно взиравшие на общую обстановку в комнате. Позади Мойо начиналась чернильно-фиолетовая темнота ночи, пока что еще не освещенная луной.
Повернув голову к львятам, Мойо принялась вылизывать их мордочки, стирая следы крови от съеденного ими мяса. Двое детенышей сидели смирно, а третий все время вертел головой. Эмма улыбнулась. Этот малыш вел себя точь-в-точь как непослушный ребенок.
Энджел взглянула на Эмму.
— Это Малышка. На нее нет управы. Она делает только то, что ей хочется. — Энджел показала на двух других львят. — Это ее братик, Малыш. Третий тоже мальчик. Я назвала его Мдого.
— Мдого, — повторила Эмма, слегка запнувшись в произношении. — А откуда такое имя?
Энджел смутилась.
— Потому что он маленький.
Она хотела что-то еще сказать, но тут вошел Ндиси, держа в руках котелок с той самой кукурузной кашей, которую он помешивал на огне. Он поставил котелок на стол рядом с горшком, наполненным дымящимся рагу.
— Прошу к столу, — сказал Джордж.
Эмма села на складной стул и поставила на пол свою наплечную сумку. Она чувствовала себя увереннее, когда все ее вещи были рядом. На станции она уже успела привыкнуть к неприхотливости быта и уже спокойно относилась к приготовленной на огне еде в глиняных горшках. Но здесь, в этом лагере, слишком уж явно чувствовалось присутствие животных. Везде можно было наткнуться на помет птиц и мелких животных — на одном конце стола стояла жестянка с орехами, которыми Джордж потчевал своих посетителей. Кроме того, на ковре расположилось целое семейство львов. Если условия на станции и в «Салаам кафе» были для нее своеобразным вызовом, то это место являло собой полную противоположность ее стерильно чистой минималистской квартиры.