— Спокойной ночи, Энджел, — нежно произнесла Эмма.
— Спокойной ночи, — вежливо, но сдержанно ответила девочка.
Она вела себя так все время с тех пор, как они приехали в питомник. Стараясь повсюду держаться рядом с Мойо, она тем не менее не выглядела испуганной. Скорее малышка вела себя замкнуто, внимательно наблюдая за всеми, но никак не выдавая своих чувств. Под взглядом Эммы девочка свернулась калачиком, прижалась спиной к Мойо и закрыла глаза.
Из хижины показался Джордж. В одной руке он нес трехногий табурет, а в другой — большой пластмассовый фонарик. Он был уже не в шортах и жилетке. Теперь он обернул вокруг пояса кусок традиционной африканской ткани. Поставив табурет возле своей кровати, старик положил сверху фонарь.
Повернувшись к Эмме, он вполголоса, чтобы не тревожить Энджел, сказал:
— Надеюсь, вам будет удобно. — Он нервно коснулся кончиком языка своей верхней губы. — Вы уж извините. У нас тут все по-простому.
— Все отлично, — поспешила заверить его Эмма.
Ей уже нравился этот обходительный, очень гостеприимный человек. И не важно, насколько примитивной окажется хижина, — она в любом случае не станет жаловаться.
— Тогда спокойной ночи, — сказал Джордж.
— Спокойной ночи.
Джордж лег в постель и укрылся простыней. Деревянная рама на брезентовой раскладушке заскрипела под его весом. Он лег на спину, лицом прямо в небо, как будто в момент пробуждения ему хотелось увидеть звезды, луну или утренний рассвет. Мойо наблюдала за ним, пока он укладывался спать, а когда все стихло, она снова перевела внимание на Энджел. Повернув к ней голову, которая выглядела слишком большой по сравнению с маленьким тельцем девочки, она нежно уткнулась носом в ее пушистые светлые волосы.
Эмма пристально посмотрела на девочку. Дыхание Энджел было ровным и спокойным, а ее тело казалось расслабленным. Лунный свет играл в ее волосах, оттеняя по-детски округлые щеки. Сейчас она казалась настоящим маленьким ангелочком, потерявшимся в своих снах. Но, заметив, как дрожат ее веки, Эмма поняла, что девочка не спит. Должно быть, она перевозбудилась. Эмма слышала это слово, когда им с Саймоном случалось попадать в гости к людям, у которых были дети. Это слово произносилось родителями с легким оттенком отчаяния, в то время как неугомонные отпрыски носилась вокруг и болтали без умолку, мешая взрослым. Саймон то и дело бросал на Эмму косые взгляды, которые красноречиво говорили о том, насколько он счастлив, что они избрали другой путь.
Вспоминая тех избалованных, беспечных детей, Эмма проникалась все большим уважением к Энджел. Как же сильно она от них отличалась! Прежде всего эта девочка обладала внутренней силой, развивать которую у тех детей не было ни потребности, ни возможности. Эмма попыталась вспомнить себя в возрасте Энджел. Она тоже была сильной. Регулярные отъезды Сьюзан, несомненно, закалили ее и подготовили к окончательному расставанию. Но, когда кризис миновал, она почувствовала себя истощенной, как будто вся ее сила была израсходована. Оглядываясь назад, Эмма могла с уверенностью сказать, что она сама выбирала людей, которые постоянно оставляли ее в одиночестве, но при этом ее всегда притягивали люди, бравшие на себя роль сильной личности.