— А что плохого в том, чтобы привлечь клиентов? — впрямую спросил инспектор. — Они виновны нисколько не меньше его, а то и больше. Им не нужно думать о том, как заработать на кусок хлеба.
— Мистер Питт, вы хотите сказать, что проституция — пристойное занятие? — спросил потрясенный Гилливрей.
Обыкновенно лицемерие приводило Томаса в бешенство. На этот раз, поскольку этот вопрос вырвался у сержанта совершенно непроизвольно, его захлестнула полная безысходность.
— Разумеется, нет, — устало произнес инспектор. — Но я могу понять, как многие из тех, кто торгует своим телом, доходят до этого. А вы осуждаете тех, кто прибегает к услугам проституток, в том числе даже подростков?
— Нет! — вырвалось у Гилливрея. Сержант был оскорблен; сама эта мысль вызывала у него отвращение. Затем до него дошло, какие выводы естественным образом вытекали из его предыдущего заявления. — Ну… я хотел сказать…
— Да? — терпеливо спросил Питт.
— Это не приведет ни к чему хорошему. — Гилливрей покраснел, говоря эти слова. — У тех, кто общается с Альби Фробишером, есть деньги — скорее всего, это люди благородного происхождения. Не можем же мы арестовывать людей этого круга за такие мерзости, как половые извращения. Только подумайте, к чему это приведет.
Питту можно было ничего не отвечать; он знал, что выражение его лица будет достаточно красноречивым ответом.
— У многих людей самые… самые разнообразные вкусы. — Щеки Гилливрея стали пунцовыми. — Не можем же мы лезть в чужие дела. Все то, что делается приватно, так, чтобы никто об этом не знал… — Набрав полную грудь воздуха, он с шумом его выдохнул. — В общем, лучше оставить их в покое! Нам нужно думать о настоящих преступлениях — мошенничестве, воровстве, разбое и тому подобном, — в которых есть пострадавшие. То, чем благородный господин занимается у себя в спальне, касается только его одного, и если эти деяния противоречат законам божьим — в качестве примера можно привести прелюбодеяние, — лучше предоставить карать за них самому Господу.
Усмехнувшись, Питт посмотрел в окно на струйки дождя, стекающие по стеклу, и мокрые улицы.
— Если только, конечно, речь не идет о Джероме.
— Джерома судили не за его противоестественные наклонности! — с жаром возразил Гилливрей. — Его осудили за убийство!
— Вы хотите сказать, что, если бы он не убил Артура, вы бы закрыли глаза на все остальное? — изумленно спросил инспектор. Затем внезапно до него дошло, что Гилливрей сказал: «его осудили за убийство», а не «он виновен в убийстве». Что это было — неудачное выражение или непроизвольное признание тех сомнений, которые оставались у него?