— Да, сэр, — натянуто произнес Питт. — А теперь, будьте добры, могу я увидеться с мастером Годфри?
Уэйбурн колебался, смерив инспектора взглядом своих горячих красных глаз. Какое-то время оба молчали.
— Я должен, — настойчиво сказал Томас.
Пока слуга ходил за Годфри, оба стояли, чувствуя себя неуютно, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Питт сознавал, что его ярость порождена внутренними сомнениями, растущими опасениями, что ему никогда не удастся доказать вину Джерома и тем самым стереть в памяти лицо Эжени Джером, лицо, на котором отражались ее представления о мире, каким она его знала, и о человеке, с кем в этом мире она делила жизнь.
Прочитать враждебность Уэйбурна было куда как проще. Его семья уже познала горе — и вот теперь он защищал ее от новых посягательств, от ненужного вращения ножа в ране. Если бы речь шла о его собственной семье, Питт поступил бы так же.
Вошел Годфри. Как только мальчик увидел инспектора, он залился краской и все его движения стали неуклюжими.
Питт ощутил укол чувства вины.
— Да, сэр? — Годфри стоял спиной к отцу, вплотную, словно тот был стеной, к которой можно было бы прижаться в поисках поддержки.
Не обращая внимания на то, что никто его не приглашал, Питт сел в кожаное кресло. Это позволило ему смотреть на мальчика снизу вверх, вместо того чтобы вынуждать того задирать голову.
— Годфри, мы плохо знаем мистера Джерома, — начал инспектор, как ему хотелось верить, самым что ни на есть обычным тоном. — Для нас очень важно узнать о нем как можно больше. Он почти четыре года был вашим наставником. Вы должны его знать достаточно хорошо.
— Да, сэр, но я даже не догадывался, что он занимается чем-то плохим. — В ясных глазах мальчишки горел вызов. Годфри расправил свои узкие плечи, и Питт буквально видел, как под фланелевой тканью куртки напряглись его мышцы.
— Это совершенно естественно, — поспешно вставил Уэйбурн, кладя руку сыну на плечо. — Тебя никто в этом не обвиняет, мой мальчик.
Питт с трудом сдержался. Он должен узнать, одно за другим, все те мельчайшие впечатления, создавшие правдоподобный образ человека, который разом перечеркнул долгие годы холодной выдержки, поддавшись внезапной безумной похоти — безумной, потому что она бросала вызов действительности, потому что она не могла дать ему ничего кроме сиюминутного эфемерного наслаждения, при этом уничтожив все то, что тот ценил.
Инспектор неторопливо задавал мальчику вопросы о занятиях, о характере наставника, о том, какие предметы он преподавал хорошо, а какие, казалось, вызывали у него скуку. Он спрашивал про дисциплину на занятиях, про то, как Джером относился к своим обязанностям, ругал ли он за нерадивость. Уэйбурн начинал выходить из себя, теряя терпение. Было видно, что он слушает вопросы Питта с нескрываемым презрением, словно тот тратит время на бесполезные глупости, уклоняясь от реальных проблем ради бесконечного обилия ничего не значащих пустяков. Однако ответы Годфри становились все более уверенными.