Оказалось, что Красинский наркотой затаривался не где-нибудь, а в городе фонтанов и радужных струй — в Петродворце. Стоит там в конце улицы Парижской Коммуны неказистый деревянный домик, а во входной двери его прорезано оконце наподобие кормушки. И стоит только туда постучаться и денежку в нужном количестве замаксать, как сейчас же появится желаемое — или амнухи с ширевом, а если имеется горячее желание вмазаться немедленно, то и «баян» с готовой гутой. Счастливого путешествия.
Выслушав все это, майор понимающе кивнул головой и сказал:
— Знакомая тема. Сидит там внутри инвалид без ног или туберкулезный в острой форме, а скорее всего свора цыганок, насквозь беременных, и поиметь с них мы сможем только головную боль. Наркома надо выпасать, наркома, а все остальное — мыло.
Капитан согласно кивнул рыжей шевелюрой, кашлянул и пообещал:
— Ну что ж, будем копать дальше.
Майор словно в воду глядел, — действительно, в битой петродворцовой хазе проживали славные представители племени молдаванских цыган — супруги Бабан с многочисленными детьми и бедными родственниками. Совершенно некстати Пете Самойлову вдруг вспомнилась загадочная улыбка Кармен, затем усатая харя горьковского Лойко Зобара и, наконец, крайне неприличное выражение «джя прокар», и, помотав густой рыжей шевелюрой, совместно с лейтенантом Звонаревым он отправился организовывать неподвижный пост наблюдения.
На улице погода была зимней по-настоящему — небо хмурилось, из низких туч валил сильный снег, а холодный северный ветер с энтузиазмом закручивал его в бесконечные хороводы метели. Скользя под сношенной резиной по еще не укатанной дороге, видавший виды отделовский «жигуленок» продирался сквозь непогоду с трудом, и, когда прибыли на место, короткий зимний день уже уступил место темноте. Половина уличных фонарей почему-то не горела, и улица Парижской Коммуны отыскалась не сразу, зато нужный дом стоял в самом ее начале, и наблюдать за ним можно было с проходившего перпендикулярно проспекта Ильича.
Начало казалось многообещающим, и, оставив Звонарева в машине, капитан бесстрашно вышел на мороз, уже через минуту став похожим на снеговика. Осторожно переставляя ноги в высоких финских сапогах, Самойлов не спеша двинулся по узенькой, едва заметной дорожке в снегу и, проходя мимо бабановского покосившегося жилища, даже не повернул головы, тем не менее успев отметить, что во дворе на ржавой цепи исходит злобой здоровенный волкодав, народная тропа к кормушке широка и отнюдь не заросла, а перед крыльцом стоит красная лайба девяносто девятой модели. Сугробов на ее капоте не наблюдалось вовсе, и капитан Петя Самойлов почувствовал, что настроение у него улучшилось ощутимо. Прогулявшись еще немного и задубев окончательно, он возвратился в машину, долго оттаивал и наконец сказал: