— А не хотите ли чаю, герр… эээ… герр…
— Альтшуль, — честно представился дядя Боря.
— Да, не хотите ли чаю, герр Альтшуль, у меня в саду под деревьями?.. — спросила старенькая фрау, когда ее благополучно доставили на другой берег проспекта.
— Я бы не отказался, — сотворив лихое коленце, аккуратно держа лапку старенькой дамы, вдруг весело, даже удивившись самому себе и своей смелости, ответил дядя Боря, — но, увы, я здесь не один. А с моими коллегами. — Он широко повел рукой в сторону. Старенькая фрау оглянулась, где, как и следовало ожидать, окопался отряд зоологов со своим юным, но опытным бойцом — земноводным коллегой. Они стояли в стороне, мрачные, уставшие от непонятного языка, от театров и музыки, окосевшие от картинных галерей, утомленные архитектурой и долгими прогулками.
— Они, — рассказывал нам потом дядя Боря, — стояли кучкой, такие печальные, заморенные, угрюмые, что мне до такой степени стало их жалко, что я, извинившись перед старушкой, повел их в биргартен — пивной бар — и там угостил их пивом и колбасками… И за столом, выпив и расслабившись, они вдруг разговорились, обсуждали все увиденное и услышанное в ГДР, благодарили, что без дяди Бори они так и просидели бы в пивных барах и ничего не увидели и не услышали, а так есть что вспомнить и рассказать женам и детям.
«И тещам», — подумал мстительно тогда дядя Боря.
Поскольку после участия в симпозиуме в ГДР у дяди Бори наконец появился опыт пребывания за границей и так как его доклад имел оглушительный успех в научном мире математиков, в другие страны он ездил уже сам, без сопровождения ученых-зоологов и аспирантов-ихтиологов.
А может быть, он их просто не замечал. Еще мы его спросили, мол, Борис Аркадьевич, а вы не боялись вот так в Америку, в Японию, во Францию, в Италию, в Данию, в Австрию, в княжество Лихтенштейн ехать один…
А дядя Боря нам:
— Да я в Трускавце, в санатории, с шахтерами дружил!!! А они, знаешь, как пьют?! Вот где было страшно.