Дыхание ее выровнялось, сердце стало биться тише. И в этот момент в дверь постучали.
Должно быть, Эд вернулся. Сейчас опять накинется с расспросами, паршивец! Она прошла через гостиную, резко распахнула дверь и отпрянула. На пороге стоял Евгений.
Вечернее солнце било ему в спину, затеняя черты лица. И оттого оно казалось моложе, мягче, словно и не было этих врозь проведенных лет. Отточенная игла вонзилась куда-то под левую лопатку, горло сдавило судорогой. Господи, неужели и в самом деле где-то существует параллельная жизнь? Та, в которой все правильно и единственно верно, где любящие не мучают, не ранят и не предают друг друга, та, в которой остался золотой вечер под низкой дощатой крышей дачного чердака?
Стефания отошла в глубь комнаты, сцепила пальцы, стараясь унять колотившееся в груди волнение, сказала намеренно резко:
— Если ты думал застать Наташеньку, то опоздал, она уже ушла. Или вы договорились ходить ко мне по очереди? Ваша семья проявляет удивительную настойчивость, стараясь донести до меня, как я вам безразлична.
Она видела, как дрогнуло, исказилось лицо Меркулова. Он не ждал от нее этих слов, пришел для чего-то другого, но теперь было поздно — прямые, словно кистью нарисованные брови взлетели, скулы заострились, в глазах вспыхнули гневные изумрудные искры.
— А ты нисколько не изменилась, — едко заметил он. — Нет, я имею в виду не твою неувядающую красоту, хотя ей, конечно, отдаю должное. Я о твоем непобедимом эгоизме. Все еще уверена, что мир крутится исключительно вокруг тебя? О других думать так и не научилась?
— Знаешь, некоторым действительно приходится крутить этот мир самим. Не все могут позволить себе плыть по течению и предаваться созерцанию.
Она выпаливала хлесткие ответы, словно помимо воли. Где-то внутри все сильнее щемило. Да что же это, обречены они, что ли, в самом деле, как заводные игрушки, вечно танцевать этот опостылевший танец из взаимных жестоких упреков и горьких невысказанных обид? И прошедшие годы, и опыт, и благие намерения здесь бессильны?
— Не ври хотя бы самой себе, — отозвался Евгений. — В былые времена ты могла позволить себе все, что угодно. Нет, тебе самой нравилось постоянно куда-то рваться, лететь, бежать. А на других — на тепло, близость, понимание — времени просто не оставалось. В твоей жизни даже для ребенка места не было! Ты боялась потерять хотя бы часть своей драгоценной свободы. Боялась, что пеленки и горшки подпортят твой образ загадочной звезды.
— Ну что же, как мы помним, ты недолго печалился по этому поводу и очень скоро нашел тепло, близость и понимание на стороне. — Ресницы ее дрогнули, губы чуть побледнели, и Евгений понял, что ему удалось наконец-то пробить ее железную броню. — Твоя законная жена и моя дорогая подруга. Неизменная Тата, верная Тата! Оказывается, ей прекрасно удавалось подменять меня не только на утренних репетициях, но и в собственном доме, в моей постели! И в качестве матери твоего ребенка тоже! Кстати, где же он, плод вашей любви? Я ведь так и не знаю, сын у вас или дочь?