— Думаешь, я в смятении? Нет, что ты! С одним выродком я плясал больше двух часов! Темнота, фонарь, птицы, ма-а-ать, да это не поле боя, это твоя плаха! А я не противник вовсе, я — палач!
— Как страшно…
— Когда тебе пузо разворотит, будет страшно! Я поражён, что ты ещё не рыдаешь! Рыда-а-а-ай, мутант! Я хочу видеть твои сраные слёзы!
Прямо над ухом… приближается…
Когда держаться стало уже невозможно, я бросился на звук и с силой рубанул, как выяснилось, плоть. Переместиться с пути огненной дроби, ещё один хороший удар, а теперь ретироваться.
Келлетриф стал отрыгиваться выстрелами во все стороны, палить, как сумасшедший, пока не кончились патроны. Я уже оказался у фонаря, которым выхватил из темноты фигуру противника. Тот наспех словчился вогнать патрон и дать выстрел, который разнёс фонарь в пластико-электронную пыль.
Нацелено переместившись, я метким ударом сбил его с ног, схватил и телепортировался на два этажа вниз. Туша Душегуба шлёпнулась на доски причала. Беззащитный выродок в моём распоряжении, и он напуган! Если бы вошь приняла смерть с достоинством, это не доставило бы удовольствия!
Свой настрой надо показать первым же ударом, которым я лишил Келлетрифа возможности двигать ногой. С воплем он схватился за рваную мышцу бедра.
— Ма-а-а-а-ать! Что ты творишь?
— Совсем небольшая плата за шесть жизней, или ты не согласен? — загородив солнце, я подобен твоему личному демону, Душегуб. Пусть сковорода будет удобной…
— Кого ты имеешь в виду? — зарыдал маньяк. — Я не понимаю! Боже, только не мучай!
— Не допросишься! Скажи, где Донни?
Кровь, к несчастью, хлещет слишком сильно, так что он вскоре испустит дух. Струйка просочилась через щель и покапала в воду. Червь извивается от боли и смеет лгать. За это мы отрежем ему палец! Понадобилось пять хороших ударов. Две фаланги полетели в реку, а Келлетриф завопил громче.
— Ты смеешь убивать детей, ты смеешь убивать их без разбору, даже не запоминаешь имён… в конце концов, ты смеешь лгать мне. Плохо.
— А-а-а-а-а, умоляю, — поднявшись на локтях, он медленно пополз в сторону, — хочешь убить — убей, но я ничего не знаю ни о каком Донни и его сраных детях!
— Донни был ребёнком! — нос сломался под моим каблуком. — Как и Дональд Зунтер! Убивая своего сына, ты должен был вспомнить.
— Мой сын?
Я разозлился. И медведь показался бы Келлетрифу бабочкой после тех ударов и порезов, что я обрушил на него! Всхлипы умирающего перешли в стоны.
— Твои муки не станут тяжелее или легче, когда ты признаешься, Душегуб. Но я был бы не против, чтобы ты раскаялся, — проще будет сохранить самообладание, если отвернуться от мерзавца. — Напомню, что мне нужно найти Донни…