— Я с этим тоже согласна, и сегодня в особенности, — заговорила Ольга. — Видишь ли, утром, когда вы все еще спали, я была по делу в нашей школе. Учителем в ней состоит некто Зарудный, славный малый, честный, трудолюбивый…
«Значит, Юля здесь ни при чем», — подумал Листов, вздохнул свободнее и закурил папиросу.
— …Да, человек он, можно сказать, просто выдающийся, — продолжала Ольга. — Ему тридцать лет, у него есть сорок десятин земли, и учительствует он не из нужды, а по идее. Ну-с, так вот этот Зарудный уже два года при каждом удобном и даже неудобном случае объясняется мне в в любви, а сегодня сделал настоящее предложение и даже плакал. Тяжело смотреть, когда такой человек плачет.
— Что же ты ему ответила? — испуганным голосом спросил Листов.
— Отказала.
— Почему, может быть, боялась огорчить тетю?
— Нет, мама знает, что мои решения непреклонны, и я о ней тогда даже не думала. Просто насколько мне разум говорит, что Зарудный прекрасная личность, настолько же мое чувство мне ничего не говорит. Ты вот подумай, может ли женщина всю себя отдать тому, к кому ее не тянет.
— Да, такая, как ты, конечно, не может.
— Значит, я хорошо поступила?
— Мне кажется, хорошо, — ответил Листов, бросил папироску и стал смотреть на созвездие Большой Медведицы.
На деревне запели петухи, а потом слышно было, как защелкал перепел, висевший в решете над дверьми кухни.
— Поздно уже, — сказала Ольга, — идем.
— М-гм. Нужно идти спать.
Он встал и вслед за Ольгой начал подыматься по ступенькам балкона. Прежде чем отворить дверь, Листов снова спросил:
— Ну, а какого бы ты человека желала себе в мужья?
— Право, не знаю. Трудно это решить, ну… хоть такого, как ты.
Она засмеялась, потом снова вздернула обоими плечами и сказала:
— Ух, холодно, скоро рассвет, — и отворила дверь.
Теперь с того времени прошло три года. Листов ходил по кабинету и волновался. От приезда Ольги он ожидал слишком многого.
Казалось ему даже, что и жена сейчас же начнет поправляться и потом выздоровеет совсем.
В воскресенье, в семь часов утра, он выпил кофе и был уже одет, хотя поезд приходил в начале одиннадцатого. Через полтора часа, надев пальто, Листов прошел к жене сказать ей, что едет на вокзал. Больная спала. Он поцеловал ее в желтый лоб и, вздохнув, вышел.
На улице накрапывал весенний прямой дождь и одновременно светило солнце, кое-где переливаясь радугой в прозрачных каплях.
«Разом плачет и смеется, — подумал Листов о природе и мысленно добавил: — Так и я сейчас».
Встречающих на вокзале было мало.
Жандармы и носильщики вышли на платформу только после того, как станционный колокол ударил один раз — это обозначало, что поезд миновал уже последнюю стрелку. Паровоз и багажный вагон точно вынырнули справа и пронеслись мимо, каждый следующий вагон уже проплывал медленнее.