А когда продерешься сквозь эту вонь, — тот же вопрос зададут в «ОВИРе» израильском: а откуда мы можем знать, что вы еврей?
Так и пилят с двух концов, так и визжат ножи, так тебя и пинают, доказывая, что ты — отрезанный ломоть.
Прорвавшись наконец сквозь те и эти кордоны, новоиспеченный гражданин Израиля Иосиф Коренблюм берет билет на самолет, летит в Самару, бывший Куйбышев, и спускается к Волге.
Не на берег Пины, заметьте, где родился и прожил первые десять лет жизни. А на берег Волги, где его, богатыря, подымали на смех, атои грозили избить втемную.
«Поведение великой реки непредсказуемо и вместе с тем навечно предопределено», — смотрит в корень Татьяна Копылова. И завершает книгу таким жарким суждением:
«Начинала я писать, сопереживая нелегкой судьбе Иосифа. И вот закончила. И пришло
осознание, что в этом процессе исхода (удаления, выживания, выдавливания) из страны моего героя вовсе не он главный пострадавший, главный потерпевший, главный потерявший. Не он. Изгнанник, как бы тяжело ему ни пришлось, найдет пристанище в иной стране. А вот народ, лишающийся своего людского богатства, несет невосполнимые потери, которые трудно потом будет восстанавливать. Ничуть не менее сложно, чем возобновлять природные ресурсы».
Все это, конечно, верно. Но верно и другое.
Ничего не убывает в народе, величина и величие которого ослабляют в нем чувство самосохранения, ионе легкостью отпускает (и даже весело выдавливает) все, что считает чужим.
И вовсе не факт, что изгнанник так уж легко приживается на чужбине, — хотя тысячелетняя жизнь в диаспоре и накопила в его народе готовность вынести худшее.
Чтобы эта картина обрела объемность, надо добавить сюда фигуру автора. Татьяна Копылова от широкого и щедрого русского сердца жалеет изгнанника и увещевает соотечественников беречь человеческие ресурсы, столь же дорогие, как и природные, и столь же невосполнимые — при нашей-то русской беспечности.
А изгнанник меж тем, прильнув к великой русской реке, набирается от нее своей загадочной витальности.