Джеймс не знал как быть. Он стоял полуобнаженный, загнанный в ловушку, как голодный лев, который только что набрел на добычу.
— Ты красива, а я нормальный мужчина. Это страсть, просто страсть. И не надо ничего выдумывать. Как я уже говорил, любая желанная женщина вызвала бы у меня такой же отклик.
Мисси снова промолчала, сделав еще один шаг вперед. Теперь ее стройная фигура была полностью освещена, и он мог видеть бугорки сосков, натянувшие мягкую ткань ночной рубашки.
Джеймс едва сдержал стон. Все его тело пульсировало.
— Возвращайся в свою спальню, — процедил он сквозь зубы.
Мисси сделала еще один шаг, оказавшись в нескольких дюймах от него.
— Это не просто страсть, — прошептала она и коснулась пальцами шершавой от пробившейся щетины щеки.
Джеймс резко втянул воздух, но не шелохнулся, охваченный пьянящей смесью тоски и голода. Он боялся, что если сделает хоть одно движение, то потеряет контроль над собой.
Словно завороженный, он наблюдал, как она приподнялась на цыпочки, склонила голову набок и прижалась мягкими губами к его губам. Неподвижный и напряженный, он боролся с нахлынувшими волнами вожделения. Но когда она вынудила его открыть рот, поглаживая сомкнутые губы кончиком языка, а затем дерзко проникла внутрь, его самообладание лопнуло.
Он забыл об обещании, которое дал своему другу. О риске. О последствиях. Обо всем. Охваченный страстью, какую еще никогда не испытывал, он обхватил ее мягкие ягодицы ладонями и крепко притянул к своей разгоряченной плоти. Мисси инстинктивно раздвинула ноги, готовая принять его возбужденное естество, и Джеймса захлестнула безумная потребность оказаться внутри ее, стиснутым тугими влажными стенками ее желанного лона.
Он перестал сдерживаться. Он упивался поцелуем, действуя языком как опытный фехтовальщик. Мисси откликнулась тихим стоном, крепче обвив руками шею и выгибаясь ему навстречу.
Попятившись, Джеймс опустился на постель, потянув ее за собой. Мисси повалилась на него, раздвинув ноги и оседлав его. Все еще сжимая ее ягодицы, он прижал ее к своему твердому как сталь естеству. Она вскрикнула и запрокинула голову, закрыв глаза.
Никогда в жизни Джеймс не видел ничего более прекрасного. Только его брюки и тонкая ткань ее ночной рубашки разделяли их. Осторожно приподнявшись, чтобы не сдвинуть ее с того места, где она сидела, он стянул рубашку с ее плеч.
Секунду он мог только любоваться красотой упругих холмиков, увенчанных вишневыми ягодками, открывшихся его взору. Затем ее спина выгнулась. Джеймс не был уверен, было ли это осознанное движение, но оно вывело его из ступора. Обхватив мягкие округлости ладонями, он заурчал, как изголодавшийся зверь, а затем приник губами к сладкой плоти.