Неделя гауптвахты показалась мне адом! В своем времени мне доводилось познакомиться с «прелестями» Горьковской «губы», там был курорт по сравнению с тем, куда я попал. Половину дня с другими «счастливчиками» работал грузчиком на станции, а потом — потом строевая… Хуже всего было не от унижений и усталости, а от размышлений, которые наваливались на меня после отбоя. Лежа на деревянном полу с закрытыми глазами, я пытался понять — что так разозлило начальство в моих словах? Донос-то был вроде ерундовый. Но на вторую ночь меня накрыло! Я понял, что из моего трепа вызвало гнев наркома и, скорее всего, самого Сталина. Урод, написавший донос, был из ведомства Микояна. А вспомнив шапку доноса, я окончательно убедился в своем прогрессирующем идиотизме! Донос был адресован не в НКВД, а на имя Микояна! Хрен его знает, какие выводы мог сделать Анастас Иванович из беседы с этим деятелем и какие последствия это могло иметь! Вспоминая, о чем именно с ним говорил, я аж застонал от злости на себя! Прав Лаврентий Павлович! Тысячу раз прав! Я безответственный дурак! Расслабился! Свои кругом, ведь «хруща» убрали! Будто «хрущ» сам по себе в первые лица вышел. А ведь его кто-то поддерживал, продвигал! Те же Микоян и Каганович. Мать моя женщина! А я при этом гаде, показавшемся нормальным мужиком, пальцы гнул, дятел! Сталина с лордом сравнил — кретин!
Перед глазами, как наяву, проявился наш последний разговор с этим типом. Тогда, 14 мая, мы встретились у ресторана «Москва», Алексей Федин (так звали этого гада) принес справку по обеспечению обмундированием учебных частей на Дальнем Востоке, заодно решили вместе пообедать. Вот тогда за столом и произошел разговор. Мы выпили по рюмке коньяка и в ожидании заказа стали болтать о разной ерунде. Сейчас-то я понимаю, что ерундой там и не пахло, но это сейчас! А тогда мне казалось, что я удачно пошутил над его словами по поводу честного выполнения нами взятых на себя обязательств перед другими странами. Тогда я заметил, что иногда нужно брать пример с англичан, помянул поговорку про лорда и добавил: «Сталин повыше любого лорда будет и, если пожелает, так же поступить может, а для недовольных многое найтись может». Еще посмеялись над этим, рассказали друг другу несколько анекдотов. Потом он помянул Хрущева, а я не удержался и брякнул про «товарищей не товарищей» и поворчал на мягкость Сталина по отношению к высокопоставленным недоумкам. Вот и весь мой «криминал» вспомнился. Что тогда на меня нашло — не понимаю. Ведь даже с Олесей я себе такого не позволял! Может, что-то в коньяке было? Да ну. Он же тоже пил из этой бутылки. Правда, я отвлекался пару раз, со знакомыми здоровался. Но ведь наблюдатели рядом были и увидели бы, если бы что-то не то происходило. Или не увидели? Что-то совсем запутался! Нет. Вспоминая сейчас тот день, я все же понимаю, что вел себя в ресторане не совсем адекватно. Слишком раскован я тогда был, никаких тормозов не было. Решено! Вернусь с губы, доложу свои мысли. Пусть у начальников голова болит!