Донна Мерседесъ направилась къ выходу въ большой садъ, но только что она дотронулась до ручки, какъ услыхала на лѣстницѣ мужскіе шаги; она отступила на нѣсколько шаговъ, вслѣдъ за тѣмъ отворилась дверь, и вошелъ баронъ Шиллингъ… Когда онъ выступалъ изъ мрака съ непокрытой головой, съ вьющимися темными волосами и устремилъ удивленный взглядъ на неожиданно очутившуюся передъ нимъ молодую женщину, на его задумчивомъ лицѣ выражалась радость, – онъ въ первый разъ послѣ столькихъ тревожныхъ дней побывалъ въ своей мастерской; онъ праздновалъ свиданье съ любимыми картинами и очевидно почерпнулъ новое вдохновеніе въ своихъ собственныхъ произведеніяхъ.
Онъ держалъ въ рукѣ нѣсколько великолѣпныхъ только что распустившихся глоксиній и молча съ глубокимъ поклономъ предложилъ ихъ молодой женщинѣ.
– Благодарю васъ, я не люблю цвѣтовъ! – сказала она рѣзко, не пошевеливъ даже пальцемъ, и ея враждебно сверкающій взоръ скользнулъ съ его лица на цвѣты. Она отступила еще на нѣсколько шаговъ, чтобы дать ему пройти и освободить себѣ дорогу въ садъ; въ это время въ переднюю вошелъ одинъ изъ докторовъ, приходившій обыкновенно по вечерамъ взглянуть на маленькаго паціента. Она принуждена была остаться дома и сопровождать мужчинъ въ комнату больного.
Баронъ Шиллингъ спокойно и вѣжливо говорилъ съ докторомъ и мимоходомъ положилъ отвергнутые цвѣты на холодный каменный пьедесталъ у ногъ Аріадны.
– А когда, думаете вы, можно будетъ перенести Іозе изъ этой комнаты? – спросила донна Мерседесъ врача, послѣ того какъ онъ съ удовольствіемъ заявилъ, что жара больше нѣтъ.
Онъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее – онъ еще ни разу не слыхалъ такого жесткаго металлическаго звука изъ устъ, которыя почти всегда были замкнуты съ выраженіемъ печали, а теперь дрожали отъ страстнаго нетерпѣнія.
– Объ этомъ еще долго нечего и думать, – сказалъ онъ рѣшительно.
– Даже, еслибы я, закутавъ хорошенько ребенка, сама перенесла его на рукахъ?
– Перенесли на рукахъ? – Онъ даже отскочилъ. – Объ этомъ мы поговоримъ недѣли черезъ двѣ, сударыня. А до тѣхъ поръ ни въ комнатѣ, ни въ уходѣ не должно быть ни малѣйшей перемѣны, – еще есть опасность въ чрезвычайной слабости маленькаго паціента.
Онъ откланялся, и баронъ Шиллингъ, проводившій его до двери, вернулся назадъ.
Донна Мерседесъ стояла еще у письменнаго стола; рука ея, точно лепестокъ чайной розы, лежала подлѣ портрета молодого человѣка въ бронзовой рамкѣ, а взоръ былъ устремленъ на портретъ ея матери, – казалось она хотѣла спастись въ насыщенной гордостью атмосферѣ этого замкнутаго уголка.