Анна невольно залюбовалась тонко очерченным профилем матери. Тяжелый узел рано поседевших волос слегка оттягивал назад ее голову, придавая женщине независимый, гордый вид.
Внезапно Анна вспомнила о самом главном, чего не успела сказать даже Ярославу:
— Мамуся, у меня будет ребенок…
От этих слов пани Барбара вздрогнула, и на нее нахлынули грустные воспоминания.
…Вот она с маленькой Аннусей идет по бесконечно длинному коридору с железными решетками на окнах. На дворе тепло и солнечно. Она в легком белом платье, и от холода мрачных тюремных стен ее знобит. Не спасает и белый кашемировый шарф, наброшенный на плечи.
Наконец знакомая железная дверь комнаты для свиданий. Открыла дверь, вошла, держа Аннусю за ручку.
С узкой деревянной скамьи навстречу им встает улыбающийся худощавый блондин в полосатой арестантской одежде. Припав к его груди, она забывает все слова любви и утешения, которые хотела ему сказать.
Зигмунд успевает незаметно вложить жопе в руку маленькую бумажную трубочку. Да, она знает, кому ее надо передать…
Аннуся пугливо косится на сердитого папа с черными усами и бакенбардами, стоящего около противоположной железной двери. Но тут отец подхватывает девочку, и она обвивает ручонками его шею, заглядывает в добрые веселые глаза.
— Аннуся маму слушает? Молоко Аннуся пьет? Теперь Аннуся знает, что котят нельзя купать?
— Знаешь, татусь, а у нас в рояле завелись мышата!
— Да неужели? — искренне удивился Зигмунд Домбровский.
— Мама хотела их выбросить. Я заплакала, и она оставила. А потом мама сказала: «Вот татусь узнает и будет недоволен тобой, Аннуся». Это правда, татусь? Ты бы их выбросил? Мне жалко их, — без умолку щебетала девочка.
Усадив дочку к себе на колени, Зигмунд нежно гладил ее мягкие волосенки.
— Татусь, не надо тут жить. Тут плохо, пойдем домой, — просит она.
Но в это время сердитый пан с усами и бакенбардами говорит:
— Свидание закончено.
Аннуся знает, что после этих слов сердитый пан отведет татуся за глухую железную дверь, и начинает горько плакать…
«И все это придется пережить ребенку моей дочери?» — содрогнулась пани Барбара.
…Давно утих дождь, на улице умолкли голоса прохожих.
Уснула утомленная пани Барбара. Всюду в домах погасли огни. Только в окне Анны светилось. Она одна не могла спать, вспоминая полные счастья дни, прожитые с Ярославом в этой комнате.
Незаметно Анна задремала. Сквозь лихорадочно-тревожную дремоту ей вдруг явственно послышался голос Ярослава. Он звал ее.
«Отпустили! Вернулся! Не зря я ждала!» Анна бросилась к окну, перегнулась через подоконник, до боли в глазах вглядывалась в темноту. Голова пылала, сердце колотилось.