Он покачал головой:
— Нет. Я не буду пересказывать его.
— Что ж, вероятно, ты делаешь то, что считаешь нужным. Я предлагаю вести себя так, как будто ничего не случилось — а теперь я должна вернуться к своей работе.
Он помедлил:
— Разве мы не пожмем друг другу руки?
— Конечно, — улыбнулась она, — разве ты не мой добрый друг? Но, знаешь, теперь ты действительно должен оставить меня одну, Мартин.
3
После того, как он ушел, она зажгла сигарету; это был чисто машинальный жест. Она была охвачена странным волнением и странным оцепенением — удивительно причудливое смешение чувств; потом у нее вдруг страшно закружилась голова, и ей стало дурно. Она ушла в спальню, умылась, села на кровать и пыталась собраться с мыслями, сознавая, что ее мысли совершенно пусты. Она не думала ни о чем — даже о Мэри.
1
Горькой и необычайной была война, которая теперь велась между Мартином и Стивен, но втайне, чтобы тому созданию, которое они любили, не приходилось страдать; одной из самых странных сторон в этой войне было то, что им часто приходилось старательно защищать друг друга, следить за своими глазами и словами, когда оказывались рядом с Мэри. Ради девушки, которую оба стремились защитить, им часто приходилось защищать друг друга. Ни один не унизился бы до клеветы или злобы; хотя сражались они втайне, они сражались с честью. И все равно их сердца изнывали от этой жестокой и коварной войны, наложившей руку на их обреченную дружбу — действительно, горькой и необычайной была эта война.
Теперь Стивен, вдруг оказавшись лицом к лицу с угрозой бесконечного одиночества, призывала себе на помощь все оружие, что было в ее распоряжении, чтобы утвердить свое право на обладание. Каждое звено в той цепи, которой годы сковали их с Мэри, каждое нежное и страстное воспоминание, что привязывало их прошлое к их пылкому настоящему, каждаую минуту радости и даже печали — все это она использовала в своей защите против Мартина. И среди ее оружия не самым слабым было совершенное товарищество и понимание, великая сила таких союзов. Она была хорошо вооружена, ее оружием было настоящее и прошлое — но единственным оружием Мартина было будущее.
С тонкостью, которую пробудила в нем любовь, он очень мягко направлял мысли девушки к безопасной и мирной жизни, которую сулил ей брак с ним. Он находил тысячи мелких способов, чтобы стать необходимым ей, окружить ее теплой, радостной защищенностью, которая заставляла даже враждебный мир казаться приветливым. И, хотя он еще воздерживался говорить открыто, разыгрывая свою партию с большим мастерством и терпением — хотя, прежде чем заговорить, он хотел быть уверен в том, что Мэри Ллевеллин по своей свободной воле пойдет с ним, когда он позовет ее, потому что любит его — но все же она угадывала его любовь, ведь мужчины не могут скрывать такие вещи от женщин.