— Вы по какой части работаете, мистер Банкрофт?
— Ну, — протянул тот, — как раз ищу, где устроиться. Как все почти нынче. Я на все руки мастер. У вас для меня не найдется работы?
Дядя сказал:
— Человек мне не помешал бы. Да платить ему нечем.
— Да мне почти ничего и не надо.
— Ну да, — сказал дядя. — А у меня как раз совсем ничего.
Неожиданно — потому что эту тему в доме редко затрагивали — речь зашла о преступлениях. Мэри Ида посетовала:
— Красавчик Флойд. И этот Диллинджер. Разъезжают по стране, людей расстреливают. Грабят банки.
— Ну, не знаю, — ответил Банкрофт. — Мне банков не жалко. А Диллинджер толковый мужик, ничего не скажешь. Мне прямо смешно, как он их грабит, а его не могут взять. — Тут он в самом деле рассмеялся, показав желтые от табака зубы.
— Знаете, мистер Банкрофт, — возразила ему Мэри Ида, — мне немного удивительно слышать от вас такое.
Через два дня Дженнингс поехал на телеге в город и вернулся с бочонком гвоздей, мешком муки и экземпляром "Мобайл реджистер". На первой странице была фотография мистера Банкрофта — "Двустволки Банкрофта", как его по-свойски именовали в полиции. Его схватили в Эвергрине, в пятидесяти километрах от нас. Увидев его фото, Мэри Ида стала быстро обмахиваться веером, словно предупреждая обморок.
— Господи спаси, — ужасалась она. — Ведь он всех нас мог убить.
Дженнингс мрачно сказал:
— За его голову была обещана награда. А мы ее прохлопали. Вот что меня злит.
Потом была девица по имени Зилла Райланд. Мэри Ида нашла ее у ручья в лесу за нашим домом — она купала там рыжего малыша, двухлетнего мальчика. Мэри Ида так это описывала:
— Я ее раньше увидела, чем она меня. Она стояла в воде голая и купала этого красивого мальчика. На берегу лежали ситцевое платье, его одежонка и старый чемодан, перевязанный веревкой. Мальчик смеялся, и она с ним. Потом увидела меня и вздрогнула. Испугалась. Я говорю: "Хороший день. Но жаркий. В воде, наверное, приятно". А она схватила малыша и выбежала из воды. Я говорю: "Вам не надо меня бояться. Я миссис Картер и живу вон там. Зайдите к нам, отдохните". Тут она заплакала; совсем молоденькая, сама еще ребенок. Я спросила: в чем дело, ласточка? Она не отвечает. Надела платье и мальчика одела. Я сказала: "Может быть, я смогу тебе помочь, если объяснишь, что случилось". А она покачала головой и говорит: ничего не случилось. Но мы ведь просто так не плачем, — я ей говорю, — правда ведь? Пойдем со мной в дом, там поговорим. Она и пошла.
Пошла, да.
Когда они показались на тропинке, я сидел на качелях на веранде и читал старую "Сатердэй ивнинг пост". Мэри Ида несла ветхий чемодан, а босая девушка — ребенка. Мэри Ида меня представила: