— Ой, так приятно с кем-нибудь просто поболтать. Да вы проходите, не стесняйтесь. Сейчас я вас чаем угощу. Хотите? С плюшками, — подбадривала нас Змея Горыновна, приглашая в гости.
Пещера была не очень длинная, всего метров пятнадцать, а в конце сразу открывался довольно просторный зал с высоким потолком. Везде тепло и сухо. Чувствуется «женская» рука. Каменные стены и пол укрыты шкурами животных, местами подпаленных вследствие неудержимого огненного чиха. На потолке висит огромнейшая люстра, намертво вбитая в пещерный свод.
Громадный камень в центре заменяет стол. А на нем стоят стеклянные чаши исполинских размеров.
— Проходите, присаживайтесь, — суетилась Горыновна, сваливая в кучу невесть откуда взявшиеся подушки, видимо служившие в качестве стульев, — Простите, не знала, что вы придете. Даже и не подозревала о таком приятном сюрпризе. Хотя, как говорят, добрые гости приходят неожиданно, — тут она замерла на несколько секунд, — Ну что же вы?! Садитесь, садитесь, а то угощение остывает!
Мы с ребятами стали рассаживаться. Подушек было много, так что разместились все вполне комфортно.
— Эээ… Спасибо, — вежливо покивали мы, когда гостеприимная хозяюшка достала гигантский круглобокий самовар и принялась разливать ароматный чай.
— Да вы пейте, пейте! Я-то завсегда в одиночестве чаевничаю… Батюшка мой, уж лет сто прошло, как помер. Я с тех пор совсем одна осталась, — Змея Горыновна вытерла когтистым пальцем скупую слезу и выставила на стол тазик с плюшками, — Так приятно с живыми людями словом добрым перекинуться.
— А с чего батюшка-то помер? — поинтересовался Богдан, откусывая сдобную плюшечку.
— Так его богатырь местный Илюша трех голов за раз лишил. Эх, папенька всего-то напугать хотел, чтоб на каменья самоцветные, на злато-серебро не засматривался, — Горыновна протянула мне поджаристую плюшку, — Ну да, ничего, я опосля Илюшку-то все равно съела.
Кх… Откусанный кусочек встал поперек горла. Едва откашлявшись, я поспешила поинтересоваться:
— А на нас какие планы? Для обеда плюшками фаршируешь?
— Ой, да что вы! Я после Илюшки человеков вообще не ем. И до этого-то не ела, да батюшку уж больно жалко было.
Емеля обвел подозрительным взглядом всю трехметровую тушку Горыновны:
— Так ты что, добрая что ли? Али прикидываешься?
— Добрая, добрая, — поспешила заверить нас она, — Наидобрейшая!
Ох, у меня одной плохое предчувствие?
— Наидобрейшая, говоришь, — вздохнула я, — Понятно. Ну и чего тебе надо от нас, доброе ты существо?
Горыновна умильно захлопала глазками и подсела ко мне поближе.