— Я тебе дам Дуньку! Как что, сразу Дунька! Вишь, девка сама хочет. Чавой-то не пускаешь? Все Дунька… А Дунька можить не хочет!
Деваха зло шмыгнула сопливым носом и, сперев со стола солененький огурчик, скрылась в ближайшем сарае.
— Не надо Дуньку, — закатил глаза Емеля, — Мы сами. Мы эти… девенные жерты. Нет. Жертвенные девы. Вот.
— Ааа… Ну тодать пошли…
Каким чертом мы забрались на Стеклянную гору, помню смутно. Но нас было много. Очень много. Вся деревня.
Впереди шел староста, неся в вытянутой руке горящий факел, и пьяно выводил хриплым голосом задушевную песню. Следом мы.
Гора, хоть и стеклянная, но почему-то совсем не скользкая, радостно подставляла под наши нетрезвые ноги удобные ступеньки. Шли долго. Нет, шли быстро, но падали и вставали долго.
На вершине в свете звезд сверкал Хрустальный дворец. А вокруг него расположился палаточный городок с охраной, как пояснил нам староста.
Мужское население провожающей нас деревни задыхалось от смелости и отваги, вызванной неограниченным употреблением спиртного. С шумом, запевками и анекдотами они неизвестно зачем прикопались к ни в чем не повинным обитателям лагеря. Мужики в первых рядах с веселым танцем и угугуканьем смели напрочь первую палатку.
Что еще нужно русскому человеку для счастья? Бутыль самогона и битая рожа.
Веселья ради мы размахивали вилами, лопатами, носовыми платками, копченым окороком и залихватски ругались матом. При виде такого устрашающего зрелища враг дрогнул и бросился наутек, под прикрытие хрустального свода.
Остановиться, подумать разумно и повернуть обратно мы уже не могли (после количества выпитого о разуме можно смело забыть).
В Хрустальном дворце мирно спала личная гвардия дракона. Ой, если мы кого спьяну и разбудили, то прощеньица просим! Мы не нарочно. Испуганные гвардейцы повыскакивали из дворца, в чем мать родила, некоторые «рождались» даже без трусов, и, бросая прихваченное оружие, сдавались с головой.
Правда, кое-кто пытался выстрелить из старомодного ружья. Но нас так качало, что, слава богу, ни в кого не попали.
Пленных брать мы не стали, а грозно погрозили им пальчиком, попросили не шалить… и спокойно вернулись в деревню.
Наутро в моей голове играл армейский оркестр. Особенно трудились барабаны и гобой. Я даже абсолютно точно уловила мелодию — Людвиг Ван Бетховен. Симфония номер пять. До-минор. Там еще такой замечательный проигрыш из четырех тактов…
А потом мы похмелялись. Весь день. И следующий тоже.
Так мы душевно отдыхали в деревеньке целых три дня. Выпили и съели все запасы. А на четвертый жители приветливо вытолкали нас взашей, попутно благословляя на добровольную жертву. Жертвоваться было лень, но что делать?