А определить, говорит он правду или лжет, у меня нет возможности. Я, конечно, могу задержать его на трое суток — а вдруг сломается в следственном изоляторе, — за это время провести обыск по месту жительства на предмет улик. А если все впустую? Не настолько он глуп, чтобы прятать награбленное, если, конечно, причастен к преступлению, в собственной квартире. Что делать тогда? Вступает в силу шаблонная схема: освобождение из изолятора, глубокие извинения, мол, пардон, ошиблись.
Да, бесперспективность идеи очевидна, и это я окончательно понял, когда допил компот. Приложил салфетку к губам, да так и застыл, заинтригованный новой мыслью, как казалось, более стоящей.
Но почему она пришла именно сейчас, а не раньше? Видимо, от отчаяния, от тупиковой ситуации. Хотя по своей простоте и очевидности она должна была посетить меня намного раньше. Ну что ж, и у опытного опера бывает проруха, а я к таковым себя еще не причислял: стажа-то всего-ничего, и десятка лет не наберется.
Пришедшая мысль была люба еще и потому, что появился повод позвонить Жанне и встретиться. И эту идею я тут же воплотил в жизнь.
Она заканчивала в три. По пути мы зашли в садик за Инночкой. Для девочки у меня припасена шоколадка с любимой ею ореховой начинкой. Проговорив «спасибо», она следом повергла меня в смущение вопросом:
— А почему вы не хотите стать нашим папой?
— Инна! — строго воскликнула Жанна.
Да, вопрос по-детски наивный, но сложный по своей сути, и вот так сразу не объяснишь, что сначала взрослым нужно разобраться в глубине своих чувств, довериться, познать друг друга, в чем-то изменить себя.
— Придется подумать над твоим предложением, — не оставил я вопрос без ответа.
Мы продолжили путь втроем. Инна посередине. Ее рука доверчиво покоилась в моей ладони. Со стороны нам наверняка завидовали: вот идет молодая семья на вершине благоденствия, в ореоле счастья.
В квартире уют, тот самый уют, что может создать только женщина. Он гипнотизирует. Хочется расслабиться и остаться в этих стенах надолго.
Жанна предложила легкий ужин с бутылочкой холодного пива. Я не отказался.
— В мире две вещи чрезвычайно необходимы человечеству — это спасительный холод в жару и спасительное тепло в холод, — опорожнив бокал с ломящим зубы напитком, философски изрек я.
Жанна улыбнулась, поставила остренькие локоточки на стол и оперлась подбородком на руки. Ее глаза с восхищением, но не без сарказма смотрели на меня.
— Очень глубокая мысль, достойная Сократа или Сенеки, — произнесла она.
— Вон как! Вы знакомы даже с ними, — отплатил я ей той же легкой насмешкой.