Танцующая при луне (Стюарт) - страница 4

* * *

Апрель выдался необычайно теплый для сурового климата Северного Йоркшира, и Габриэль Дарем просто не мог дольше оставаться дома. Он захлопнул старинный том и встал, с удовольствием потянувшись. Прошла первая за долгие годы зима, которую он провел у себя на родине, вернее, там, где прошло его детство. Где в действительности родился Габриэль, он и сам не знал. Скорее всего, в окрестностях Лондона. Но какое это имело значение? Здесь был его настоящий дом, и Габриэлю потребовалось немало времени, чтобы понять это.

Вернувшись к своему сомнительному наследству в древний Хернвудский лес как раз в ту пору, когда землю укрыл первый снег, он почувствовал, что наконец-то дома. И вот зима уже осталась позади. Хотя в воздухе еще чувствовалась прохлада, повсюду начали пышно расцветать нарциссы, а овцы стали приносить приплод. Первое мая было уже не за горами. Близился Белтайн. И если бы не кучка надоедливых, самодовольных паразитов, которые, непонятно с какой стати, решили последовать за ним в эту глушь, Габриэль от души насладился бы этим древним праздником. Впрочем, так он и собирался поступить, невзирая на незваных гостей.

Белтайн считался одним из древнейших праздников того дохристианского мира, которым некогда была Британия. И пусть сейчас его отмечали как Майский день, традиция эта восходила к давней эпохе, когда Британией правили мудрые друиды.

Разумеется, люди вроде Чилтонов и их друзей предпочитали басни о кровопролитиях и человеческих жертвоприношениях. Согласно римским историкам, древние британские жрецы регулярно загоняли людей в плетеные клетки, после чего сжигали их на костре безо всякой на то причины. Габриэль со скепсисом относился к подобным россказням. В конце концов, римляне тогда только-только завоевали Британию и им хотелось выставить местных жителей в самом невыгодном свете.

Но в последние несколько лет в обществе проснулся интерес ко всему, что так или иначе было связано с друидами, и большинству нравились как раз леденящие душу истории. Габриэль не горел желанием отрезвлять горячие головы: древние первоисточники он изучал ради удовольствия, а вовсе не потому, чтобы кому-то что-то доказать.

Он всегда любил учиться. Неудивительно, что его так называемый отец, сэр Ричард Дарем, страстно любивший спорт и избегавший печатного слова как чумы, не испытывал к сыну ничего, кроме презрения. В ответ Габриэль с еще большим усердием углублялся в занятия, пока наконец его бунтарская натура не вырвалась на свободу.

В Лондоне он приобщился ко всем радостям плоти, но очень скоро пресытился праздной жизнью. Шумный, суетливый город наводил на него скуку, равно как и забавы великосветского общества, которыми он «наелся» до тошноты. Куда больше ему нравились простолюдины Хернвуда. Габриэль был совершенно удовлетворен своей непритязательной жизнью в ветхой башне, наедине с книгами и тишиной. Старый друг Питер да сестра Джейн — вот все общество, в котором он нуждался.