Находили ли такие взгляды и принципы поддержку в обществе, можно судить по сухой электоральной цифири. При полном неодобрении и отсутствии поддержки со стороны властей, на выборах в Галицкий сейм РНП много лет подряд собирала абсолютное большинство мандатов, но даже на «провальных» выборах 1908 года сумела провести 8 своих депутатов, тогда как победители-украинофилы» (десяток партий от ультралевых до крайне правых) отвоевали всего лишь 12 депутатских мандатов на всех. Да и в рейхстаге Австро-Венгрии накануне Великой Войны 5 депутатов-галичан представляли именно ее. А до того случалось и больше.
Такая тенденция неимоверно бесила власти, считавшие — и вполне справедливо — Россию наиболее вероятным противником в предстоящей (в этом не сомневался никто) войне. Когда в 1907-м Дмитрий Марков, депутат рейхстага от РНП, с трибуны парламента заявил об «ущемлениях прав русского народа», да еще и на нормальном русском языке, пресса обвинила парламентария в «измене короне», а полиция даже провела расследование его контактов, быстро сошедшее на нет, поскольку никаких порочащих связей у Маркова не обнаружилось. Как, впрочем, не обнаруживалось их и у многократно попадавшего под арест Мончаловского. И тот, и другой были лояльными из лояльных подданными кайзера. Ничуть не экстремистами. Напротив, довольно умеренными и осторожными просветителями народнического толка, а своим главным, принципиальным противником считали пропагандистов новомодной и активно пропагандируемой сверху «украинской» идеи. «Украинствовать, — утверждал Мончаловский в издании «Червонная Русь», — значит: отказываться от своего прошлого, стыдиться принадлежности к русскому народу, даже названий «Русь», «русский», отказываться от преданий истории, тщательно стирать с себя все общерусские своеобразные черты и стараться подделаться под областную «украинскую» самобытность. Украинство — это отступление от вековых, всеми ветвями русского народа и народным гением выработанных языка и культуры, самопревращение в междуплеменной обносок, в обтирку то польских, то немецких сапогов». Однако обратите внимание: и здесь, выражаясь более чем резко, на грани фола, Мончаловский говорит все же не о политике; его беспокоит, тревожит, злит культурная проблема, проблема, так сказать, забвения народом национальных и культурных корней. Похоже, он даже не сознает, что дело как раз в политике. Если еще 20–30 лет назад (помните, что писал Грушевский?) «народовцы», предшественники оппонентов РНП, были «небольшими кружками, бедными и материальными средствами и культурными силами», то в начале века, назвавшись «украинцами», они получили и финансовую, и политическую поддержку свыше, и зеленый свет в политическую жизнь вплоть до парламента. Ибо позиционировать себя как «украинца» стало равнозначно признанию «чуждости» России и всех остальных русских, а это — в рамках общей политики Габсбургов — дорогого стоило.