Герцогство д'Эстремьера в лице своего эксцентричного властителя первым подписало «Пакт о нейтралитете», отказавшись на веки вечные от вторжений на земли Ордена и вмешательства во внутреннюю политику. Война чистого Добра с чистым Злом — в сугубо отведенных для этого границах силами добровольцев — была объявлена залогом метафизической незыблемости всей остальной цивилизации. Также герцогство первым ввело подать на содержание Черно-Белого Майората, позднее названную «мздой на равновесие», облагодетельствовав ею свой народ. Народ скрипнул и заплатил. Спустя шесть лет инициативу д'Эстремьера поддержал монарх Южного Анхуэса, публично заявив на Соборе Равных, что в «Максимах» великого магистра обрел покой и просветление. Еще через два года присоединилась Малабрия. Реттия держалась дольше всех, во многом благодаря тогдашнему королю Седрику Упрямцу, чихавшему на цивилизацию и высокие идеалы, но едва Седрика сменил на троне Штефан Весельчак, «Пакт о нейтралитете» пополнился еще одним участником.
А реттийцы получили лишний налог.
Честно говоря, если бы не этот налог, подданные сопредельных держав вскоре окончательно забыли бы о существовании Ордена, борьбе начал, основах цивилизации и прочих высоких материях. Мода скоротечна: еще при жизни Хендрика Високосного приток добровольцев, вначале полноводный, сократился до жалкого ручейка. Жители земель, граничащих с Черно-Белым Майоратом, наладили успешную торговлю с соседями — странными, не от мира сего, но вполне безопасными для окружающих. На время квестов торговля прекращалась, чтобы возобновиться после победы какого-то из начал. Поставщикам продовольствия, стройматериалов и предметов обихода было абсолютно все равно, кто останется в Майорате на ближайшие четыре года.
Победи Заря Утренняя, для увеличения барышей придется громко восхищаться и славить. Победи Заря Вечерняя, и залогом успешной купли-продажи станут ужас с отвращением, выказываемые при каждом удобном случае.
Иногда торговцы специально нанимали бродячих актеров: за долю в прибылях.
И везде, от Реттии и Малабрии до далекого, почти сказочного Ла-Ланга и ледяного острова Круспен, две зари мирно уживались одна с другой, сменяя день ночью, а ночь — днем. Везде, кроме земель, специально отведенных для их войны, торжества или поражения. Впрочем, и здесь небеса озарялись по извечному сценарию, равнодушно взирая на схватку идеалов внизу.
Хотя мечта о вечном дне или вечной ночи — вечных хотя бы в границах Майората в течение промежуточных четырех лет! — не оставляла рыцарей-добровольцев.