— Нет. Сколько в тебе садизма, Скиф.
— Почему во мне? Это же вы у себя в лаборатории над тварями божьими измываетесь. Исследователи хре…
— Здесь можешь прерваться.
— Так и сделаю.
— А садист ты потому, что строишь версии таких изощренных пыток для животных…
— Интересная логика. Вы их мучаете, а я живодер.
— Так и есть. Версии закончились?
— Что еще можно предположить? Менее жестокое, — прикинул я, и оно сразу придумалось. — Или более, как на это посмотреть. Неужели вы бедных кур с петухами «Храброе сердце» с Мэлом Гиббсоном в главной роли заставляли смотреть?
— А это еще для чего?
— Как для чего? Чтобы прослезились, — развил я свою мысль. — Вам же фермент из слезы добыть надо было.
— Нет. — Настал черед смеяться Витьке. — Методы были другие, не столь радикальные, но суть ты уловил правильно. Моя лаборатория пыталась добыть фермент слезы петуха, для изготовления идеального биостимулятора, проще говоря, допинга. Отсюда и режим секретности. А то я слышал нотки недоверия…
— Не было такого. Тебе показалось, — заверил я Виктора. — И что же сейчас произошло?
— С чем?
— Не с чем, а с кем. Со всеми петухами, курицами этими…
— В том-то все и дело. Беда, и беда, можно сказать, глобального масштаба. Сам понимаешь, при работе с куриным материалом случалось разное…
— С петухами?
— И с курицами тоже. Смертность у них была довольно высокая. И утилизировать останки этих героически павших за отечественную науку животных…
— Приходилось вашей лаборатории…
— Мы народ не жадный, доброй половине института доставалась свежая курятина, — поправил меня Виктор, — не только нам.
— Понятно. Трагедия века. Представляю. Ты только так и не пояснил, что все-таки произошло с вашим птичником.
— Дело в том, мой дорогой Скиф, что не далее, чем две недели назад на международном симпозиуме один ученый мудак, просто не могу назвать этого немецкого профессора иначе, несмотря на то, что он мой коллега… ну, ты понимаешь…
— Конечно, — заверил я Виктора. — И что же он сделал?
— Так вот, этот нехороший человек доказал, что у кур и петухов железа, которая выделяет слезы, отсутствует напрочь. То есть, наш фермент добывать не из чего. А мы три года и семь месяцев…
— Погоди, — я даже не сообразил сразу, — а вы пытались получить фермент слезы петуха…
— Да, работали в поте лица и, кроме этого, абсолютно спокойно снабжали институт свежей курятиной все это время. Теперь нашу научную работу, естественно, свернули, и все вынуждены ходить за птицей в магазин…
— Вы… фермент… три с половиной года, — я зашелся смехом. — А немецкий профессор… так… нет железы… хатки… поломал…