Всѣ вагоны въ поѣздѣ спальные и переполнены пассажирами. Спутники наши распредѣлены по всему поѣзду, и я самъ оказываюсь втиснутымъ въ узенькое купэ, гдѣ сидятъ уже трое, между ними нѣмецъ, который сильно на-веселѣ.
Вагоны проходные, но корридоръ такъ узокъ, что двое едва могутъ въ немъ разойтись.
Такъ въѣзжаемъ мы въ великую Россію.
* * *
Къ несчастью, я просыпаюсь среди ночи, и храпъ пьянаго мѣшаетъ мнѣ вновь уснуть. Я поднимаюсь и начинаю покашливать, онъ съ ворчаніемъ перевертывается, не просыпаясь, и продолжаеть храпѣть. Я встаю и подхожу совсѣмъ близко, чтобы разбудить его; но храпъ внезапно замолкаетъ, и я вновь укладываюсь. Немного спустя онъ снова принимается за свое.
Цѣлую вѣчность лежу я безъ сна; на дворѣ уже свѣтло; жара въ купэ удручающая, и я опускаю окно сантиметра на два. Извнѣ доносятся ко мнѣ удивительные звуки. Отрадное ощущеніе счастія охватываетъ меня вдругъ, я одѣваюсь и высовываю голову наружу. Это скворцы щебечутъ на волѣ. Непостижимо. Скворцы въ это время года! Быть можетъ, они добрались сюда на обратномъ перелетѣ и тутъ остались?
Идетъ мелкій дождь, но воздухъ мягокъ и пріятенъ.
Въ крестьянскихъ домикахъ, мимо которыхъ мы проѣзжаемъ, просыпаются и поднимаются люди; мужчины въ однѣхъ рубахахъ стоять у дверей, совсѣмъ какъ у насъ дома. Въ семь часовъ я выхожу на одной станціи и заказываю себѣ кофе; подаютъ кельнеры во фракахъ, бѣлыхъ галстукахъ и бѣлыхъ шерстяныхъ перчаткахъ. Я научился спрашивать, «сколько», но отвѣта я не понимаю въ точности; однако, естественно, дѣлаю видъ, какъ будто понялъ, и даю монету покрупнѣе. Я тщательно пересчитываю, вѣрно ли я получилъ сдачу, хотя и не имѣю о ней ли малѣйшаго представленія, затѣмъ кладу обратно двадцать копеекъ «на чай» на подносъ, какъ, я видѣлъ, дѣлаютъ другіе, и вхожу снова въ свое купэ. Теперь я опытный русскій путешественникъ, думаю я про себя. Если бъ я теперь повстрѣчалъ кого-нибудь съ родины, кому захотѣлось бы напиться кофе, я предложилъ бы свои услуги, чтобы показать ему, какъ это дѣлается, научилъ бы его спрашивать «сколько», короче, постарался бы быть ему полезнымъ.
Такимъ же руководителемъ былъ для меня Бреде Кристенсенъ въ Парижѣ. Онъ хотѣлъ научить меня по-французски. Если же ты знаешь по-французски, сказалъ онъ, то уже довольно легко научиться по-итальянски и по-испански. И того три прекрасныхъ языка, подумалъ я. А зная ихъ, и португальскій не будетъ представлять непреодолимыхъ трудностей, продолжалъ онъ, затѣмъ обнадежилъ меня даже научиться языку басковъ, чтобы подстрекнуть меня. Но. я никогда не смогъ выучиться по французски, а вмѣстѣ съ тѣмъ, само собою разумѣется, пропала надежда и на прочіе языки. И не взирая на то, что Бреде Кристенсенъ и въ половину столько не потрудился, онъ состоитъ теперь профессоромъ египтологіи въ Лейденѣ. Однако въ Россіи онъ, конечно, былъ бы совершенно безпомощенъ. Тутъ бы я могъ прійти къ нему на помощь.