Я хватаю Карнѣя очень энергично за руку, тащу его съ какому-то человѣку, стоящему съ фонаремъ въ рукѣ, и показываю ему на своихъ часахъ цифру пять. Потомъ я громко говорю ему: «пьять тшаасаа», пять часовъ, не заботясь о томъ, вѣрно я произношу, или нѣтъ. Въ то же время я прикладываю свой указательный палецъ ко лбу Карнѣя. Карнѣй вяло киваетъ головой, онъ меня понялъ. Но, кажется, онъ рѣшительно не желаетъ примириться. Я вынужденъ, чтобы избавиться отъ него, въ концѣ-концовъ самъ уйти со двора.
Само собой разумѣется, что Карнѣй, не взирая на уговоръ и мое рѣшительное требованіе, появится завтра только въ шесть часовъ. Мы должны быть готовы къ этому. Тогда надо подумать о томъ, доберемся ли мы до Анапура на тройкѣ лошадей.
Однако, я долженъ, наконецъ, войти въ домъ и лечь въ постель.
Въ большой общей комнатѣ кто-то уже лежитъ и спитъ. У другой стѣны стоитъ офицеръ въ мундирѣ и стелетъ постель; у него есть съ собою даже простыни и бѣлыя наволочки. Онъ смотритъ высокомѣрно, и у меня нѣтъ желанія вступить съ нимъ въ разговоръ. У двери лежитъ на голомъ полу солдатъ. Онъ еще не спитъ. Вѣроятно, это денщикъ офицера.
Я снова выхожу и шагаю вверхъ по дорогѣ, гдѣ лежала лошадь. Въ нѣкоторомъ отдаленіи слышны веселые голоса нѣсколькихъ человѣкъ. Идя на звукъ, я вижу подъ скалою разведенный огонь.
Семь человѣкъ сидятъ вокругъ костра. Зрѣлище великолѣпное. Они сварили конину и поглощаютъ ее, руки ихъ и лица лоснятся отъ жира, всѣ жуютъ и причмокиваютъ. Когда я подхожу ближе, то и мнѣ тоже предлагаютъ попробовать, кто-то изъ нихъ протягиваетъ мнѣ кусокъ мяса къ самому носу, говоритъ что-то и смѣется, другіе смѣются также и одобрительно киваютъ мнѣ. Я беру мясо, но покачиваю головою и говорю: у меня лихорадка. Это выраженіе нашелъ я въ своемъ русскомъ «Переводчикѣ». Но они плохо понимаютъ по-русски и совѣщаются между собою, что такое я могъ сказать, а когда, наконецъ, догадываются, то принимаются оживленно болтать, перебивая другъ друга. Насколько я могу понять, они объясняютъ, что конина есть лучшее въ мірѣ средство противъ лихорадки, и многіе протягиваютъ мнѣ куски мяса. Тогда я принимаюсь ѣсть, и оно оказывается очень вкусно. Соль! спрашиваю я. Одинъ изъ нихъ понимаетъ меня и подаетъ мнѣ соль въ тряпочкѣ; она очень грязна, и я закрываю глаза, когда беру изъ нея соль. Сами они ѣдятъ безъ соли, поспѣшно невоздержанно глотая, глаза у нихъ при этомъ, словно безумные. Я думаю: люди эти похожи на пьяныхъ, невозможно, чтобы конина такъ ихъ отуманила. Я подсаживаюсь, чтобы наблюдать за ними.