Теперь подлѣ насъ протекаетъ другая рѣка, Арагва. Она такъ же велика и красива, какъ и Терекъ, и все время сопровождаетъ насъ. Горы, какъ и по ту сторону, возвышаются на три-четыре тысячи метровъ, нѣкоторыя обнаженныя и зеленыя отъ подошвы вплоть до облаковъ, другія лохматыя, до самой вершины поросшія густымъ лиственнымъ кустарникомъ. Среди убогой флоры вдоль дороги видимъ мы журавлинникъ, полевую горчицу и желтыя мальвы, совсѣмъ покрытые известковой пылью. И человѣческія жилища здѣсь совсѣмъ такія же, какъ и по ту сторону, и здѣсь, какъ тамъ, проѣзжаемъ мы мимо пастуховъ со стадами и рабочихъ, поправляющихъ дорогу. Масса пыли; солнце горячо припекаетъ; на спинѣ Карнѣя сидитъ муха на мухѣ.
Мы проѣзжаемъ мимо двухэтажнаго каменнаго домика съ зубчатыми кровлями, въ германскомъ стилѣ, онъ напоминаетъ мнѣ родину; окрашенный въ черную и желтую краску шлагбаумъ наискось перегораживаетъ дорогу: здѣсь русскія власти требуютъ деньги за проѣздъ. Карнѣй указываетъ на свою квитанцію, гдѣ сказано, что онъ уже заплатилъ во Владикавказѣ, шлагбаумъ поднимается, и мы проѣзжаемъ подъ нимъ.
Послѣ продолжительнаго спуска внизъ пріѣзжаемъ на станцію Пассанануръ, которую, впрочемъ, тотчасъ же и покидаемъ. Здѣсь нѣсколько, повидимому, частныхъ каменныхъ виллъ, окрашенныхъ известкой въ бѣлоснѣжный цвѣтъ; есть и русская церковь, сверкающая самыми пестрыми красками, особенно выдаются голубой, коричневый и красный цвѣта. Мы снова спустились почти на четыреста метровъ, растительность становится богаче. Въ долинѣ очень жарко. Населеніе состоитъ изъ грузинъ и живетъ въ такихъ же совершенно книжныхъ полочкахъ, расположенныхъ одна на другой по отвѣсному горному склону, какія мы видѣли раньше.
Сквозь громадную скважину въ горной цѣпи видимъ мы налѣво, далеко отъ насъ, другую долину съ деревушками, хижинами и желтыми пашнями вверхъ по горному скату. И тамъ также живутъ люди, думаемъ мы, и у нихъ есть свои радости и свои заботы, своя работа и свой отдыхъ. Въ молодости есть у нихъ своя любовь, а въ старости — собственный уголокъ земли и свои овцы.
Нѣтъ ничего на свѣтѣ, что было бы столько несравненно прекрасно, какъ жить такъ вдали отъ всего, думаю я далѣе. Это знаю я еще со временъ своего дѣтства, когда я дома пасъ овецъ. Тогда въ хорошую погоду лежалъ я на спинѣ въ степной травѣ, вперивши взоръ въ небо, и переживалъ блаженные дни. Я часами пускалъ животныхъ бродить, гдѣ имъ угодно, а когда хотѣлъ вновь собрать ихъ, то взбирался только на холмъ или высокое дерево и подстерегалъ оттуда, разинувъ ротъ. Тамъ на высотѣ такъ хорошо было слышно, откуда доносился звукъ колокольчиковъ стада, а, услышавъ ихъ, тотчасъ же находилъ и стадо. Козламъ давалъ я время отъ времени щепотку жевательнаго табаку, который кралъ для нихъ, а коровамъ соли. Барановъ же я училъ бодаться со мною.